Сказав это, я замолкаю, после чего сижу, смотрю и жду. Поначалу ничего не происходит, но я вижу, что Ник осмысливает мои слова, и я начинаю бояться, что он подтвердит мою правоту, скажет, что он действительно хочет не меня, а прошлое, а меня только потому, что я неотъемлемая часть тех времен.
— Знаешь, чего я хочу прямо сейчас?
Тысяча мыслей врывается в мой ум, и все они связаны с мятыми простынями и скользкими от пота телами. Мои брови поднимаются, выражая немой вопрос, поскольку моим губам этого доверить нельзя.
Он ухмыляется, и я не могу понять, то ли он все-таки проник без разрешения в мое сознание, то ли мое вожделение явно написано у меня на лице.
— Кентуккийского жареного цыпленка.[43]
— Жареного цыпленка?
Совершенно не то, что я ожидала услышать.
— Да, жареного цыпленка. Но такого, как был в нашем детстве. Хрустящая корочка, подливка, капустный салат, все как положено.
— Тогда, когда фастфуд еще не стал слишком быстрым, чтобы оставаться хорошим.
— Именно так, — говорит он.
— А я бы убила за пиццу.
Слова так легко и быстро вырываются, что я, лишь услышав их, понимаю, что сказала. Мне бы пожалеть об этом, и я жалею, но ничего не могу с собой поделать и начинаю смеяться.
Ник запрокидывает голову и утробно хохочет.
— Черт, неужто я до такого докатилась?
— Это черный юмор, милая. Не нужно его сдерживать.
Интересно, когда это я из Зои превратилась в милую?
— Но…
— Не волнуйся, это было смешно.
Он хлопает себя по колену.
— Иди сюда.
— Я назначена психотерапевтом для тебя. Это нарушит профессиональную этику.
— А в чем тут вред?
— Я могу полюбить тебя, а потом ты уедешь. Или ты в меня влюбишься, а я заболею «конем белым» и умру. Вот в этом вред. Мы и так уже достаточно пострадали. Каждый из нас.
Я отвожу взгляд в сторону, потому что сказала слишком много. Я собиралась закрыть маленькое окошко, а вместо этого в итоге распахнула настежь дверь.
Ник ничего не говорит. Его ботинки сваливаются со стола. Он встает со стула и идет вокруг стола на мою сторону.
— Ты прямо как Опра.[44]
— Умерла. Около месяца назад.
Моррис влетает в открытую дверь и тут же останавливается.
— Я помешала?
Я смотрю на Ника. Он наблюдает за мной, ожидая, что скажу я.
— Да, — говорю я медленно, — пожалуй, что так.
— Давно бы уже пора.
Затем он прикасается ко мне, и я совершенно теряю голову.
Мы занимаемся любовью в конце света, хотя тому, что мы делаем, нет никакого названия. Его отсутствие не делает все менее правдивым. Любовь в его руках, крепко прижимающих к себе мои бедра. Она у него на устах, когда он своими откровенными описаниями всего того, чего он хочет со мной, ввергает меня в страстный пожар. Она сияет у него в глазах, когда он видит, что я все свои замки отперла для него и только для него.