Он и солдат растворяются в подступающей ночной мгле прежде, чем я успеваю задать свои вопросы.
Мне никогда не приходилось разжигать костер в полевых условиях, но я знаю, что справлюсь.
— Давай поснимаем этикетки с консервных банок. Мне нужна бумага.
— Куда они ушли?
— Они не сказали.
— Почему?
— Я не знаю.
— Ты многого не знаешь. В отличие от него.
— Да, это верно. Еще несколько месяцев назад я жила обычной жизнью, занимаясь множеством малозначащих дел, а пару недель тому назад я пресекла изнасилование, так что у одной юной особы появился шанс выжить. Кто знает, что он изучал в это время.
— Спасибо, — говорит Лиза. — Я, кажется, так тебя и не поблагодарила.
— Пожалуйста. Я бы сделала то же самое, если бы это случилось.
— Потому что ты должна так поступать?
— Потому что это правильно. И потому что ты мне нравишься.
— Даже несмотря на то, что я упрямая и неблагодарная?
Мне удается рассмеяться.
— Ты упрямая, неблагодарная и симпатичная. Симпатичнее меня.
— Правда?
Она просияла от удовольствия.
— Гораздо симпатичнее.
— Как ты думаешь, он мог бы меня полюбить?
— Швейцарец?
Она кивает.
— Если нет, то это не твоя вина. Мы все теперь изменились.
— Я могла бы его полюбить, — говорит она. — А он — меня.
Между нами повисает неуютное молчание. Швейцарец не пророк, тем не менее Лиза так и сидит, обратив лицо в ту сторону, куда он удалился, как будто может вернуть его одной лишь силой своего желания. Этот человек для нее все равно что Мекка.
Огонь шипит, пляшет на сырых сучьях, пока оставшаяся в них влага не улетучивается, превратившись в пар. Я сижу на корточках, одновременно испытывая удовлетворение и тревогу. Неотрывно смотрю на пламя, словно оно способно предсказать будущее.
Ночную тишину пронзает хлопок.
Лиза подскакивает со своего невидимого молитвенного коврика. Налетает на костер.
Еще один хлопок.
Я знаю, что это за звук. Я слышала его по телевизору и на улицах после того, как в мир пришли война и болезнь. Это ружейные выстрелы.
У солдата, должно быть, есть пистолет. В этом нет ничего удивительного. Для него это такой же профессиональный инструмент, как для меня швабра. В общем, я надеюсь, что это он, а не какой-нибудь неизвестный враг.
А если он и есть враг?
— Нам нужно спрятаться, — говорю я.
Вдруг это не они, а мы сидим у костра, выдавая свое местоположение. Мои щеки вспыхивают все жарче по мере того, как во мне поднимается ярость. Мы сидим тут как две беспомощные дурочки, Лиза и я, только потому, что два мужика указывают, что я должна делать. И я следую их указаниям, как будто их желания имеют больше значения, чем мои собственные.