Джонни дремал на узкой кушетке в комнатке, заставленной картонными коробками с виски, пивом, с пустыми ящиками вперемежку с разным мусором и хламом. В углу отдельной кучей лежали предметы, приносимые местными алкашами Мартину в качестве погашения задолженности за выпивку или продолжения кредита, — пара старых телевизоров, годных только для свалки, велосипед, несколько бейсбольных бит, мягкий холмик из разных предметов одежды — от джинсов до купальников, лазерные диски, книги, полиэтиленовые мешки с какой-то рухлядью.
— Подъем! — зарычал Игнатьев, подойдя вплотную к лежащему.
Джонни открыл глаза, пытаясь понять, что с ним происходит. Игнатьев, чуть нагнувшись, схватил его за ворот рубахи — почти новой, из крепкой хлопчатобумажной ткани, вероятно, из этих самых ломбардных запасов Мартина. Рубаха была хороша — даже не затрещала, когда Игнатьев потащил Джонни наверх и, чуть подержав почти на весу, швырнул его об стену.
— Ты что, больной? — вырвалось у Джонни, но он тут же понял, кто его разбудил. Этот русский громила, видать, слишком серьезная фигура, если даже Зуб — Зуба-то он хорошо знал как полного беспредельщика, для которого расписать человека бритвой или ножичком вообще ничего не стоило, — даже он сейчас стоял в сторонке со скучным видом.
— Я тебе покажу, блядь, кто из нас больной. — Игнатьев небрежно зацепил своей ручищей тахту и перевернул ее на копошащегося в углу Джонни.
— У-уй, — запищал придавленный подследственный, как про себя по привычке называл его Игнатьев. Его тонкий вопль оборвался после того, как Игнатьев наступил ногой на кушетку и перенес на нее всю тяжесть своего тела.
— Эй! — Он снял ногу. — Вылезай, гаденыш, у меня времени нет тут с тобой торчать.
Джонни выбрался на свет Божий, потирая спину и с трудом распрямляя ноги; он оставался сидеть на полу, боясь встать лицом к лицу с Игнатьевым.
— Быстро все рассказывай, сука! — Барон упер ствол пистолета в сморщенный от боли лоб наркомана. — Быстро, гад! Башку разнесу! Твой дружок подтвердит, что я не шучу.
Джонни невольно взглянул в сторону Зуба, тот печально усмехнулся и кивнул:
— Давай, Джонни, колись, а то этот псих здесь все разнесет. Я не знаю, что ты там с ним не поделил, но это меня не касается. Разбирайтесь и валите отсюда. Wild Russians! — с каким-то странным превосходством в голосе закончил свою тираду Зуб, внезапно приняв вид оскорбленного достоинства.
— Ты попизди тут еще, черножопый, — беззлобно буркнул Антон. — Ну?
Нервы Джонни, так же как и у Бергмана, были в полнейшем, как говорится, раздрае. Причина была, в принципе, одна и та же — отходняк. Только у Джонни отходняк был от более серьезных препаратов, нежели алкоголь… Из глаз его вдруг хлынули слезы, его затрясло, и изо рта вместо слов стало вырываться какое-то сдавленное мычание.