Супруги Н. где только не жили: в Иркутске, Новосибирске, Свердловске, Одессе. Какой‑никакой, а воздух культуры в этих городах (очень разных причем) ощущался. И вот вернулись домой, в столицу обширного края, но тотчас с досадой и даже обидой заметили, что приехали в запущенную провинцию, где привыкли ко всякой скуке, но зато каждый пенек «гениален». Даже Анапа, Геленджик веселее. Новороссийск — просто богатырь. В Краснодаре вечером некуда пойти. Общественные просветительские связи разорваны. Выберешься на Красную, поныряешь в магазины — вот и вся прогулка. После культурных городов казалось, что, кроме магазинов, длинной трамвайной линии да коммунальных дворов, в центре ничего и нет. Привыкать к дому, оборачиваясь на что‑то лучшее в стороне, было трудно.
Всюду в культуре, а значит, и в историческом изучении края, которым увлекся Н., победила цифровая отчетность. Делаем только то, что спущено сверху в срочном порядке. На большее воображения нет. И самодовольство расперлось настолько, что нельзя было еще недавно сказать поперек и словечко. Везде совали ему эти цифры. Когда он спрашивал, почему у пас фактически нет краеведов, пишущих историков, клуба любителей старины, перед ним выкидывались опровержения с той поспешностью, с какой кое — где моют полы и чинят тротуары для московской комиссии: ведется большая научно — исследовательская работа; разрабатывается (слова‑то, слова какие!) от (цифры) и до (цифры) научных тем; опубликовано в различных журналах и газетах столько‑то статей; сделано на научно — практических конференциях несколько десятков докладов; проводится большая творческая работа по выявлению и сохранению того‑то; столько‑то человек «является соискателями ученой степени кандидата наук» и т. п. Но отчего же каждый любитель истории мучился от жуткой пустоты вокруг?! Куда же попрятались все эти научно — исторические завоевания? Почему при таком разовом усердии сберегать, охранять, выявлять погибло столько памятников и ничего толкового о прошлом края не написано? Книжечки, изданные скромненько, написаны совсем не теми, кто «соискал», «разрабатывал», «систематически выступал» и выпрашивал у ведомств представления на звание заслуженного работника культуры. Отчетная культура год от году отменяла культуру подлинную.
И опять та же сноровка: чтобы прошлые мастера не укоряли своим трудолюбием, ученостью, самосознанием, выгоднее их на свет не вытаскивать! Пусть коптят там, в своем замогильном веке.
21 декабря 1897 года состоялось в Екатеринодаре 1–е учредительное заседание Общества любителей изучения Кубанской области (ОЛИКО). Через два года общество подарило кубанцам первый выпуск своих трудов. «Все, кому дорого настоящее и будущее России, — писал В. М. Сысоев, — должны стремиться к просвещению и к изучению родины. В особенности в этом нуждается Кубанская область, которая имеет за собою далекое историческое прошлое и, по — видимому, будет иметь блестящее промышленное развитие вследствие необычайного обилия даров природы». Он же в «Очерках по истории Тмутараканского княжества» сказал: «Героя далеких времен Мстислава Владимировича и нашего национального героя Суворова одинаково придется упомянуть в истории Кубанского края». Благородство задачи— «…с честью послужить на пользу дорогой науке и дорогой нашей России…» — зижделось не на одном восклицании, а подкреплялось неутомимой работой. Обществу сочувствовали, помогали, а потом стали и его почетными членами российские академики Д. Н. Анучин, С. Ф. Ольденбург, А. Е. Ферсман, профессора Н. И. Веселовский, М. В. Клочков, а также ученые Кубани— члены — корреспонденты Петербургской академии наук Ф. А. Щербина, Л. Я. Апостолов, профессора Б. М. Городецкий (родной брат поэта Сергея Городецкого), Н. Ф. Мельников — Разведенков, С. В. Очаповский.