«Не из Ладоги ли и сам полковник Суздальского полка? – подумал Воронов. – Наверное, ему и строят дом. И сад, должно быть, его».
Воронов подошел к ближнему срубу.
Постройку уже подвели под самую крышу – ставили стропила. Вверху, на последнем венце, стопорами в руках сидели солдаты. Если б не кожаные гренадерки на головах, нельзя было бы и сказать, что это мушкатеры: по положению, они с 15 апреля носили не красные, а белые штаны и ничем не отличались от обыкновенных мужиков.
Перед срубом, поставив ногу на свежее бревно, стоял спиной к Воронову небольшого роста человек в белой куртке. Он был без шляпы.
– Бог помощь! – сказал Воронов, подходя.
Человек, стоявший спиной к Воронову, обернулся. На Воронова глядели быстрые голубые глаза. Большой лоб человека был покрыт капельками пота.
– Спасибо, служивый! – ответил голубоглазый человек. – Откуда и куда путь держишь? Уж не из Смоленского ли полку?
– Так точно! – браво ответил Воронов, по привычке вытягиваясь и глядя, как велено в уставе: быстро и весело.
«Должно быть, сержант какой – смотрит за постройкой», – сразу мелькнула мысль.
– Прислали взамен парикмахтера.
– Да, да, знаю. Вот и хорошо, – улыбнулся голубоглазый человек. – Стало быть, ты сапожник?
– Сапожник, вашбродие.
– Водку пьешь?
– Пью, вашбродие!
– Звать как?
– Воронов.
– На ворона мало похож: курнос! – определил голубоглазый человек, оглядывая с ног до головы Воронова. – А ну-ка, покажи, как у вас, в Смоленском, клинки точат? – неожиданно сказал он, шагнул к Воронову и сам выхватил из ножен его полусаблю.
Клинок был весь в ржавчине. Голубые глаза помрачнели и чуть прикрылись тяжелыми веками.
– Так и знал: эфес блестит – глазам больно, а клинок – помилуй Бог какой! Хороши вояки, нечего сказать!
Воронов залился краской.
– У нас, ваше благородие, первое дело, чтоб эфес горел, – извиняющимся тоном сказал он, вкладывай клинок в ножны.
– А ружье как? – спросил голубоглазый, протягивая руку.
Воронов снял с плеч ружье.
– Ружье-то вычищено, – уверенно сказал он.
Голубоглазый человек повертел в руках ружье. Оно все гремело: в прикладе была высверлена довольно большая дыра, в которой перекатывались, звенели стеклышки, черепки.
Голубоглазый удивленно посмотрел на Воронова:
– Эти побрякушки зачем?
– Их высокоблагородие наш полковник велели так сделать, чтоб, дескать, громче было. Когда зачнем кидать ружье на плечо аль на караул, чтоб стучало, – все равно как орех щелкнул!
Солдаты молча улыбались. Голубоглазый человек неодобрительно покачал головой.
– А много ль раз за лето у вас в полку стреляли? – спросил он. – Поди, ни разу?