Любовь. Бл***тво. Любовь (Крелин) - страница 47

– Вот мы и узнаем. А иначе на чёрта я пыжилась в аспирантуре, маялась с диссертацией?

– Если б только узнавали. Но от этих узнаваний мы, практические врачи, хирурги, получаем не столько хитроумные закономерности, сколько новые технологии, новые аппараты, новые методы и исследования, когда общение с больным становится не столь обязательным, а руки всё больше заменяются бездушной инструментальной придумкой.

– Значит, работать легче и результаты эффективней.

– Да, конечно. Но это уже не врачевание, а мединженерия. Может, для больных оно и лучше, но для нас, любителей поиска, меддетектива, ручного изыска при операциях, в этой жизни делать уже нечего. Личности не нужны. Аппараты. Аппараты. Узнавайте, узнавайте и ещё раз узнавайте, а мы так любили свою неосознанную информацию – она-то и определяет личность. Впрочем, всё так. Раньше убивали телом у тела, а сейчас всё больше и больше, не видя, не зная противника или даже врага, но точно в мозг или сердце. С глазу на глаз страшнее. И этот страх уходит…

Тут уж посмеялась Илана.

– От личностей мы натерпелись – нам закономерности нужны. Объективность. Остался лишь страх исчезновения узнавания. Всё. Попали в пробку. Передохнём.

Машина остановилась, Илана повернулась к нему и, плюя на соседние машины, из которых смотрели на них досужие участники движения, обняла его и поцеловала. Всё-таки губы не помягчели достаточно, но всё же не то, что было в первые дни.

Господи! Что ему эти дискуссии? Какая прелесть вот так ехать и в пробках целоваться. И больше ничего знать не надо. Объективность! – зачем в любви объективность!? Не надо нам объективности, когда глядишь на любимую, слушаешь любимую, трогаешь любимую. Объективность! – ведь, действительно, многие знания печаль умножают. И он ответил на её поцелуй, мельком подумав, что в соседних машинах усмехнутся, наверное, глядя, как сей пожилой джентльмен фривольничает с юной дамой. Про себя подумал уважительно: джентльмен. И дальше подумал, что плохо он делает, поскольку девочка пишет диссертацию, а он… То ли Фауст, то ли Мефистофель – разрушает цельную натуру. Добром не кончится. Но зато, сколько радости он получает, слушая в ответ её голос, мелодии её ответов, глядя на её профиль, устремлённый в сторону сегодняшней цели. На её губы шевелящиеся, когда она ему отвечала. «Зачем я так многословен? Меньше бы сам говорил, больше б слушал её, больше б видел и понимал её реакции. Не нужна мне ублюдочная объективность. Илана – чудо и знать ничего больше не хочу. И вообще, любовь и объективность несовместны». Он не рискнул её обнимать столь же наглядно, как это делала она, а снял руку с рычага скоростей и поцеловал, стараясь, чтоб поцелуй был на уровне дуновения теплого морского ветерка.