Кто-то подхватил его под локоть. Это был давешний адъютант.
— Сюда пожалуйте! — сказал он, ведя Александра Дмитриевича через залу к двери напротив кабинета.
— Что это? Другой выход? — спросил тот.
Но адъютант с любезной улыбкой, пропустив его вперед, распахнул уже обе дверные створки и сам, оставшись за порогом, тотчас закрыл их.
Перед поручиком была довольно большая комната, обставленная как гостиная, и в кресле за столиком сидел его старший брат. Они не виделись около полутора лет, и Николай почти не изменился. То же красивое, но малоподвижное и, пожалуй, теперь более округлившееся лицо. Тот же безупречный адъютантский мундир и туго натянутые штрипками рейтузы на длинных, согнутых ногах. Перед ротмистром стояли бутылка, два бокала и на блюде кусок сыру. Вставая, он отложил открытую книгу и, улыбаясь брату, стряхнул с груди крошки. Они обнялись и поцеловались.
— Откуда ты? Когда приехал? — спросил младший.
— Сейчас все объясню, — отвечал Николай Дмитриевич, садясь и одобрительно оглядывая брата. — А ты возмужал, похорошел, и хромоты незаметно… Только плоха эта форма ваша. Что за нелепое сочетание: зеленое с серебром?.. Никакого вкуса… Да садись же, — он подвинул Александру сыр и налил вина. — Выпей, ведь ты с дороги, а обед еще не скоро… Тебя генерал, надеюсь, позвал нынче обедать?
— Нет, — улыбнулся поручик и отпил вина. — Ему не до того было.
— Ты, может быть, наговорил ему лишнего?
— Нет, кажется.
— Но о чем же вы толковали? — спросил с шутливым лукавством Николай, сбитый с толку веселой улыбкой брата.
— Да, верно, о том же, о чем и ты хочешь говорить со мной… Для чего, должно быть, и приехал.
— И он не убедил тебя?
— Нет.
— Но, воля твоя, ведь ты, если maman не преувеличивает, — чему я только, конечно, обрадуюсь, — хотел, кажется, нанести себе непоправимое зло.
— Что же делать, когда оно представляется мне самым большим добром.
Неизвестно, как развивался бы дальше этот разговор, но в дверь постучали, и вслед за тем показалась голова адъютанта.
— Господин ротмистр, пожалуйте к генералу.
Николай Дмитриевич вышел, и Александр старался представить себе, что происходит сейчас в кабинете. Ему было и грустно от мысли, как далеки они с братом, и в то же время смешно — как он ловко провел их всех. Попивая вино, поручик представлял себе, как Николай возвратится сейчас и начнет упрекать его за проступок против фамильной чести.
Но он ошибся. Ротмистр вошел стремительно и круто остановился перед креслом, на котором сидел брат, меряя его жестким взглядом сузившихся глаз. Лицо его заметно побледнело, меж бровей залегли две складки, на скулах ходили бугры мышц.