- Полюбуйтесь… Недурна собою куколка, верно? - как бы с опаской проговорил он.
И показал. При взгляде не сбоку, а прямо «это» оказалось фотографией-голограммой…
Кома-два! Иначе не назовешь того, что случилось с Китом.
Она была как живая, смотрела прямо в душу… Эта девочка лет эдак… ну, ровесница Кита, не иначе.
Лучшее, что мог сделать Кит, - это закрыть глаза, как уже сделала княжна. Он закрыл… Но голографическое изображение Спящей Охотницы, спавшей, выходит, с открытыми глазами и теперь смотревшей на Кита пристально, опасно, прицельно… и как будто умоляюще, никуда не делось. Оно словно отпечаталось на сетчатке Кита – золотистым ожогом.
Кит невольно попытался сравнить эту светловолосую, хоть и стриженую под ёжика, девочку-ровесницу, с Леной Пономаревой… Ну, это было все равно, что сравнить тот слащавый портрет любимой кисули, вывешенный Леной у себя «Вконтакте», с белым барсом на снежной вершине, освещенной солнцем. А если сравнить ее с Лизой…
И вот тут Кит совсем похолодел среди холодных зимних туч. Он понял, что случилось. Он впервые в жизни понял значение этого слова, когда оно не в твоей душе, а в душе близкого человека.
Слово это было – ревность…
Так вот чего так опасалась княжна Лиза! Вот почему она закрыла глаза! Чтобы не видеть лица Никиты, когда он увидит Спящую Охотницу!.. Пономарева на ее месте наверняка бы, напротив, вытаращилась бы… чтобы, если что, разозлиться на Кита по полной программе, и устроить, типа, сцену, какие она иногда любила закатывать Думу. А Лиза…
- Она – киборг, - сказал Кит с такой уверенностью, будто был самым главным знатоком киборгов во вселенной.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
целиком посвященная неразгаданным тайнам души
Лев Константинович охнул и снова перекрестился, только на этот раз – мелко и быстренько.
- Свят, свят, свят, - так же рассыпчато пробормотал он. – Что за птица такая?
- Она, наверно, – киборг, - громче повторил Кит, будто это и был единственно возможный ответ на вопрос… который он, по правде говоря, даже не услышал, находясь в своей новой маленькой коме.
Он неспроста повторил… Сначала он сказал, чтобы успокоить княжну Лизу: «Лизон, проблемы нет: она ведь – железка такая, и ревновать меня к ней – все равно что ревновать к стиральной машине… ну, с кучей опций всяких». А потом он попробовал успокоить самого себя: если она – киборг, то ты – придурок, если и в нее втюришься…
А вдруг нет, не просто киборг? Кит слышал, как папа однажды проронил с затаенной опаской, словно отстраняясь подальше от чего-то, такие слова: «Красота – страшная сила!». На что тогда папа смотрел, Кит не помнил, давно дело было. Они в зоопарке гуляли, но папа смотрел не в клетку с перуанскими ламами, а куда-то в сторону, а Кит в этот момент на своем старом мобильнике «Поле битвы» добивал… И тут оно обрушилось. То есть не тогда, а сейчас. Если эта девчонка с густым серебристым ёжиком на головке красивой такой, просто совершенной формы, а еще с золотистой – «персиковой!», с ужасом осознал свои познания Кит - кожей и вишневыми угольками глаз – были они как те, угрожающие угольки в глазах барских львов, только живые угольки, а не паровозно-топочные, как у железных зверюг, – если вся эта Спящая-С-Открытыми-Глазами-Охотница в голубом костюме, типа, дайвера, не просто киборг… То даже если она не убьет Кита, когда он ее починит, все равно Киту – конец! Он не знал, что делать. И как со всем этим теперь справиться.