Мысль Бритикова тут как бы повернута на 180 градусов, определение выдвигает на первый план человека. Фантастика снова понимается как особая форма человековедения.
Вторая формулировка выражает становящийся все более авторитетным взгляд на фантастику. Это «человековед- ческое» определение противостоит техническому, но не снимает его. Им суждены, видимо, долгое сосуществование и борьба—в формах литературных и критических.
Белорусские фантасты могут избежать тех ошибок, которые преодолеваются сейчас, могут начать сразу «с человека». Залоги для успеха есть. Пусть не очень богатые, но на удивление разнообразные и обнадеживающие. Есть, должен быть и резерв, еще не заявивший о себе чем-то весомым, но способный в любой момент выдвинуть своего представителя в малочисленный пока отряд белорусских фантастов.
Белорусская фантастика должна быть!