Наверное, то же самое ощущает отец, подумала я. Кругом пространство, и его тело знает, где что расположено.
— Теперь хорошо, — сказал он. — Очень хорошо. Спасибо, Грета. Можешь продолжать уборку.
Я никогда раньше не видела, как начинается работа над картиной. Я думала, что художник просто рисует то, что видит, используя краски, которые перед ним.
Он показал мне, как это на самом деле делается. Он начал рисовать дочь булочника, покрыв белый холст светло-серой грунтовкой. Потом отметил коричневыми мазками, где будет девушка, где стол, где графин и где окно и карта. А я думала, что после этого он начнет рисовать то, что видит — лицо девушки, синюю юбку, желто-черную жилетку, коричневую карту, серебристый кувшин и поднос под ним, белую стену. Вместо этого он стал рисовать цветные пятна — черное, где будет ее юбка, желтое, где будут ее жилетка и карта, красное, где будут кувшин и поднос, и опять серое там, где будет стена. Это были совсем не те цвета, в которые были окрашены все эти предметы на самом деле. Он потратил много времени на эти неправильные цвета, как я их про себя называла.
Иногда приходила дочь булочника и часами стояла на своем месте, однако, когда я на следующий день смотрела на картину, там ничего не прибавилось и не убавилось. Только цветные пятна, которые ни на что не были похожи, как бы старательно я в них ни вглядывалась. Я знала, что должно быть на их месте, только потому, что каждый день протирала все эти предметы и видела, подсмотрев, как дочь булочника переодевалась внизу в черно-желтую жилетку Катарины.
Я каждое утро неохотно выкладывала те краски, что он просил. Однажды я вдобавок выложила еще и синюю. Когда я это сделала во второй раз, он сказал мне:
— Не надо выкладывать ультрамарин, Грета. Только то, что я прошу. Зачем ты его выложила, когда я не просил?
В его голосе слышалось раздражение.
— Извините, сударь. Просто, — я глубоко вдохнула, — на ней ведь синяя юбка. Я подумала, что вам понадобится синяя краска. Вы же не оставите ее черной?
— Когда я буду готов, я попрошу.
Я кивнула и продолжала протирать львиные головы на стуле. У меня щемило душу. Мне не хотелось, чтобы он на меня сердился.
Он открыл среднее окно, впустив в комнату холодный воздух.
— Поди сюда, Грета.
Я положила тряпку на подоконник и подошла к нему.
— Посмотри за окно.
Я посмотрела. День был ветреный, по небу неслись облака и скрывались за шпилем Новой церкви.
— Какого цвета облака?
— Как какого? Белого.
Он слегка приподнял брови:
— Ты уверена?
Я еще раз поглядела на облака:
— И серого. Может быть, пойдет снег.