— Тебе надо бы принять душ, — сказала она, не оборачиваясь. — Отмыться от смерти.
Мы пили долгие часы. В темноте. Не разговаривая, подкладывая дрова в огонь и заводя пластинки Пако де Лусиа, Сабикас, Джанго. Потом Билли Холлидей, полное собрание записей Лола прижалась ко мне. Тело ее было теплое, но она дрожала.
Ночь подходила к концу. К тому часу, когда демоны начинают свой танец. Потрескивал огонь. Тело Лолы, о нем я мечтал годами. Наслаждение было под руками. Ее крики леденили мне кровь. В тело словно вонзались тысячи ножей. Я повернулся к огню. Я раскурил две сигареты и одну протянул ей.
— Ты как? — спросила она.
— Хуже быть не может. А ты?
Я встал, натягивая брюки. Я чувствовал на себе ее взгляд все то время, пока одевался. На миг я увидел ее улыбающейся. Улыбкой усталой. Но не печальной.
— Это отвратительно, — сказал я.
Она встала и подошла ко мне, голая, ничуть не стыдясь. Ее поступок был нежен. Она положила ладонь мне на грудь… Ее пальцы обжигали. Я испытал такое чувство, будто она меня клеймит. На всю жизнь.
— Что ты теперь будешь делать?
Мне нечего было ответить на ее вопрос. Я не имел ответа.
— То, что может делать полицейский.
— Это все?
— Это все, что я могу делать.
— Ты можешь сделать больше, если хочешь. Например, спать со мной.
— Ты сделала это ради этого?
Я не заметил, как получил пощечину. Она влепила ее от всего сердца.
— Я не занимаюсь ни обменом, ни торговлей. Я не занимаюсь шантажом. Я не торгуюсь. У меня нет выбора. Да, ты можешь так говорить, это от-вра-ти-тель-но.
Она распахнула дверь. Она смотрела мне прямо в глаза. Я почувствовал себя жалким. По-настоящему. Мне было себя стыдно. В последний раз я видел ее тело. Ее красоту. Я понял, что теряю, когда дверь с треском захлопнулась за мной:
— Убирайся прочь!
Она прогнала меня, во второй раз.
Я сидел на кровати. И листал книгу Кристиана Дотремона, которая лежала поверх других книжек и брошюр, засунутых под кровать. «Дворец чемоданов». Этого автора я не знал.
Лола обводила желтым фломастером отдельные фразы, целые стихотворения.
Случается мне не стучать в твое окно
Не отвечать на твой голос
Не двигаться навстречу твоему жесту
Оттого что мы можем жить
Только в море, которое замерзло[20].
Вдруг я ощутил, что вторгся в чужую жизнь. Я робко положил книгу на место. Мне надо было уходить. Я в последний раз окинул взглядом спальню, потом гостиную. Я никак не мог понять, в чем дело. Все было в безупречном порядке, пепельницы чистые, кухня прибрана. Все выглядело так, как будто Лола вернется с минуты на минуту. Но все было так, как будто она уехала навсегда, наконец-то освободившись от груза всей той ностальгии, что обременяла ее жизнь: от книг, фотографий, безделушек, пластинок. Но где была Лола? Будучи не в состоянии ответить на этот вопрос, я полил базилик и мяту. С нежностью. Ради любви к запахам. И к Лоле.