— Наполеон, что привело вас сюда? Зов сердца или желудка?
— Сердце, бесценная мадам Пермон, разумеется, сердце, и оно же, вещее, побуждает меня закрыть это окно. Уж не знаю, над чем ваша Мариэтта колдует там на кухне, но чую аромат, за который завистливые соседи, чего доброго, донесут на вас, как на спекулянтку.
— Вот еще! — фыркнул аббат Арриги.
— И меня арестуют за незаконное приобретение пулярки?
— При том, — подхватил аббат, — что я эту курочку сам купил в провинции.
— Надлежит опасаться всего и не доверять никому. Я только что расстался с Баррасом, он обрисовал мне положение в предместьях в самом черном свете. Мадам Пермон, вам следовало бы погрузить свои вещи в берлину и поспешить к мужу в Бордо. Здесь, в Париже, все висит на волоске.
— Ах, и правда! — воскликнула юная Лора. — Я вчера ужасно перепугалась.
— Расскажите же вашему Коту в сапогах, что вас так встревожило, мадемуазель Лулу.
— Мы собрались с Мариэттой в лавку купить ленты и кусок шелка, мама не хотела, чтобы мы шли пешком, поэтому мы взяли фиакр. Но на бульваре пьяные женщины стали кричать: «Долой Конвент! Подайте нам сюда наших патриотов!» Эти мегеры потребовали, чтобы кучер открыл дверь нашего экипажа, но он воспротивился и, пустив в ход кнут, стал отгонять их прочь. Я сказала ему, чтобы он сделал, как они просят, а сама приготовила двадцатифранковый ассигнат, держала его в руке. Но тут огромная фурия распахнула дверцу и как схватит меня в охапку! Я побледнела, задрожала…
— Но мадемуазель Лора не плакала, — похвасталась своею подопечной Мариэтта, подавая на стол золотистую пулярку.
— Это из гордости, — поддразнил Буонапарте. — Мадемуазель Лора не желала расплакаться перед неотесанными бабами.
— Короче, — подытожила мадам Пермон, — эти женщины пропустили фиакр, и все закончилось благополучно.
Она поманила гостей к столу, где аббат, вооружась ножом, с видом заправского стратега примеривался к операции разделки курицы.
— Я говорил серьезно, — напомнил Буонапарте, садясь.
— Нам известно, что вы никогда не шутите, — отозвался Арена, повязывая себе на шею салфетку.
— Мадам Пермон, вы рискуете, покупая провизию за городской заставой. Хотя бы тем, что на вас могут напасть по дороге.
— Все предусмотрено, Наполеон, не беспокойтесь так.
— И все-таки меня это тревожит.
— Но не станем же мы в самом деле есть собак!
— Они слишком тощие, — со смехом вставила Лора.
— Или ту рыбу, что продают на рынке Мартен, — продолжал аббат, отделяя куриную ножку. — Эта рыба с площади Мобер невесть когда подохла, сгнила наполовину, а они ее сбывают.