Что-то мне это напоминало до боли. И тут у меня снова вырвалось:
– Ну как тебе там, уютно было? По-моему, там чтоб встал, нужно обдолбаться чем-нибудь, чтоб никого не замечать.
– Да слушай, я ее так захотел, что никого и не заметил.
Валерку прямо переполняли эти мужские чувства победы и своей неотразимости. Ты сверху, значит, победил.
– Слушай, Валер, это классно, что ты кайфанул, я у тебя спросить хотел, у тебя когда-нибудь приват-танец был?
– Приват? Конечно, был. Что, у тебя сейчас приват будет?
– Видимо, будет, с кем не знаю, а что там делать надо?
– Фигня, помондишься слегка и все.
– А как это?
Что-то было в этом слове плохопахнущее.
– Ну, это значит, около клиента подвигаешься, подразнишь чуть-чуть, чай возьмешь и свободен. Будет предлагать деньги за секс, скажешь пять тысяч грина, и он сразу передумает.
Я чувствовал, как моя горячая кровь приплыла к голове, и я чувствовал нотки унижения, летающие в атмосфере, где-то очень близко. Единственное, что я смог выдавить из себя – это слово «понятно».
Тут вернулся Тишка и сказал, что меня уже ждут и что если я не в курсе, куда надо идти, то он с удовольствием мне покажет.
Оказалось совсем близко, там же внизу была дверь рядом с солярием. Я поглядывал на нее раньше и даже пытался открыть только из простого любопытства, но она была заперта. Когда я вошел в приват-комнату, то увидел там человека, незнакомого мне, правда, его лицо мне уже попадалось среди других, но мы не общались, и он ни о чем меня не спрашивал.
Комнатушка была небольшой, примерно три на два, но уютной: на полу тепло располагался серый ковролин, на синих стенах висели различные дешевые картинки, на полу стоял небольшой музыкальный центр на один диск рядом с кожаным диваном, на котором расположился этот чел.
– Здрасте, – сказал я ему.
– Здравствуй.
Я прошел до музцентра и нажал на «плей». Диск крутанулся, и какая-то попсовая мелодия заиграла. Я старался стоять немного в стороне, но катастрофически не понимал, как двигаться.
– Извини, тебя же Миша зовут? – начал чел.
– Ну да, а вы откуда знаете?
– Как не знать, ты же новенький, и о тебе уже многие судачат.
– И что судачат, если не секрет?
– Говорят, красивый, мужественный, робкий.
– Это я-то робкий?
– Ну, так говорят. Да ладно, ты можешь расслабиться, присядь сюда, – старик похлопал ладонью по дивану.
Почему старик? Да потому что лет ему на вид было под шестьдесят, средней длины курчавые седоватые волосы, сморщенный лоб, пухлые щеки и седые усы под крупным носом. Одет он был в белую лощеную рубашку и кожаные штаны.
«Дорогие, наверно, шмотки», – подумал я.