Сидя в черных нейлоновых чулках на краешке кровати под иконой, он умащивал свое тело, втирая в кожу moisturizing band and body lotion.[12] У него было такое ощущение, что он бальзамирует себя при жизни. Несколько капель упало на эластичную полосу, стягивающую верх чулка. В рекламной брошюре косметической фирмы он отметил строки: «Экстракт конского каштана улучшает кровоснабжение, ментол освежает, софора тонизирует и оказывает противовоспалительное действие… Экстракт полевого хвоща делает кожу более крепкой и эластичной». Слова кровоснабжение, софора и полевой хвощ трансвестит Яков Меньшиков подчеркнул красным.
Он оглядывал свой по-женски широкий при довольно узком корпусе таз, вспоминая, как его в детстве шлепала по заднице мать, приговаривая: «Ну и жопка!» Еще ребенком он обертывал марлевой повязкой нижнюю часть туловища, как бы мумифицируя свои мужские гениталии. Он вспомнил, как, плескаясь в деревенском корыте, зажимал половой член между ляжками, гладил свой детский безволосый пах и клал на дно зеркало, чтобы можно было видеть вагиноподобную щель в заднице.
Стая сычей с красно-бело-красной эмблемой на грудном оперении поднялась в воздух, когда он открыл окно на восточной стороне дома, сколько раз к этому окну подходила тринадцатилетняя девочка, которую теперь зовут Варварой Васильевной, смотрела туда, где должна быть Россия, и звала свою мать. «Ты ночуешь в той самой комнате, где спала я, пока была батрачкой…»
На лесной тропе возле грубо стилизованной альпийской хижины он столкнулся с голыми дачниками и, пробормотав извинения, отвернулся, когда опоясанный жировыми отложениями боров в панаме крикнул: «Эта дорога — частная собственность, идите отсюда!»
Когда вершина горы оделась первым снегом, он со своим приятелем в алом свете заката поднялся к кресту. Восхищенные «грандиозным действом природы», как в один голос назвали они представшее перед ними зрелище, оба начали хлопать в ладоши и аплодировали до боли в покрасневших руках.
Когда он искал в супермаркете черный бюстгальтер и под взглядами продавщиц нервозно рылся в корзине с тряпками, ему представилась такая картина: вот он входит сюда с ярким макияжем на лице и в женском платье, начинает перерывать товар, в клочья рвет дамские чулки и ночные рубашки, подбрасывает к лампам бюстгальтеры, черные и белые, затевает грандиозный скандал и посреди опустевших прилавков, в окружении визжащих продавщиц, пускает себе пулю в лоб. Окровавленная голова мягко ложится на горку женской одежды, которую он успел набросать на пол.