«Чепуховина» тут же появилась на столе, а как ее есть — казаки не знают. По словам деда Игната, ягода эта для них была очень непривычной: продолговатая, в два кулака, покрыта жесткой шкурой, квадратиками, на манер, прости, Господи, черепахи. А вверху — зеленый чуб, такой пу чок твердющих колючих листьев. Дюже чудна «фрукта»…
Дядько Мыкыта показал, как к ней подступиться: надо срезать «чуб», а потом сверху вниз ножом очистить от шкуры. И небольшими скибками (т.е. ломтями) потрошить тот ананас до конца. Вкусом «ягода» оказалась не так уж и знатной, что-то вроде дыни с малиной… В общем — так себе...
— Может, — вздыхал дед Игнат, — мы тот ананас ели неправильно. И пояснял, что панам, к примеру, ананас подают уже аккуратно ошкуренным и распластованным, так что удовольствия они от этой диковины получают еще меньше. Так им же — дед сам это видел! — и кавун (арбуз) подают на тарелочке порезанными кусочками, и едят они его серебряной вилочкой. Да разве ж его можно так есть! Кавун — он же тогда кавун, когда его в руках покрутишь, пощелкаешь пальцем, а только тронешь его ножом, как он тут же лопнет с хрустом и по столу потечет розовый медовый сок… А еще краше, прямо на баштане (на бахче, то есть) сорвать, какой на тебя смотрит, свежий, с восковой росой по шкуре, и кулаком — хр-рясь!.. Вот то кавун, вот то чудо-ягода, самим Богом сотворенная на потребу и вкушение грешным человеком.
Скорее всего, ананас на его родной ниве тоже едят как-нибудь «по-местному», по-простому, и от того он, может, там и по вкусу тоже «чудо-ягода»… Но и так расправляться с тем ананасом, как показал им «гильдейский» дядько Микита, тоже неплохо, потому как был тот способ все же ближе к натуре. Не вилочкой же…
Дед Игнат любил вспоминать, как перед самым концом их обеда в номер зашел служка и слил из тазов шампанское, в котором казаки мыли ноги, в зеленое ведро с красной деревянной ручкой. А потом, когда все они, отобедав, вывалились на улицу, дед Игнат увидел, как служка вручил то самое ведро ярыжкам, толпившимся у крыльца гостиницы, и те со смаком поглощали дармовое вино… Служка сказал, что босяки за такую услугу угодливо выполняют любое мелкое задание — двор подметут, сбегают, куда надо. Чего людям не спроворить услугу, когда она им в радость. Кто чужой радости не рад, тот себе враг…
На выходе из гостиницы казаков проводил, встав «во фрунт» все тот же полицейский чин. Дядько Микита ему одобрительно улыбнулся и дал «на чай» полтинник — он уважал полицейскую власть.
Для доставки к месту службы своих любезных гостей, ненаглядных станичников, Микита нанял двенадцать пролеток на красных колесах, в первую он сел сам с племянником, во вторую усадил его друзей, в третью положил свою шапку, остальные извозчики должны были следовать позади, не отставая, чтобы, не приведи, Господь, вся эта кавалькада не разорвалась в уличной сумятице, и тем не нарушила стройную торжественность задуманного шествия.