Трагедия завершилась генеральной поркой всех ее участников, чтобы поняли «бисовы души», как говаривал дед Игнат, чего можно, а чего не можно, и впредь знали пределы шалопайства.
Наибольшему же наказанию-испытанию подвергся сын кума Тараса — Сашко, вообще не причастный к катанию на крыльях «млына» в виду своей уже допризывной великовозрастностью! Дело в том, что когда настало время хоронить того хлопчика, станичный поп отказался его отпевать без дозволения полиции: и покойник, мол, был неизвестным, и смерть его была насильственной, мало чего: «может його пхнув кто с того ветряка...». Короче, было решено до прибытия следствия гроб с телом убиенного не закапывать, а для порядка выставить у могилы с гробом сторожу. И надо ж было такому случиться, что первое же ночное дежурство выпало тому самому Сашку...
Ночь выдалась «мисячна», то есть светлая, лунная. Сашко, поудобнее расположившись на земляном бугре у раскрытой могилы, так, что ему были хорошо видны и гроб, и кладбищенские окрестности, без всякого интереса созерцал округу... Было тихо, покойно, и ничего не предвещало такого, чтобы тревожного, хотя вряд ли его мысли в окружении могильных крестов были веселыми, но и особых страхов, по его рассказам, он не испытывал, хотя и чувствовал себя тоскливо. Часа через три его стало клонить ко сну, и он, успокоив себя тем, что охраняемое им «добро» вряд кому понадобится, не стал сопротивляться сладкой дреме....
Когда же он окончательно погрузился в сон, на «сцене» появился третий персонаж — станичная дурочка, тихопомешанная, добрейшая тетка Тимошенчиха. Это была маленькая, высохшая от болезней и вечно бормочущая что-то себе под нос старушка... И вот, та Тимошенчиха, прослышав о смерти хлопчика, пришла с ним проститься и высказать ему свои добрые напутствия. Спустившись в могилу, она сдвинула гробовую крышку и, приподняв покойника, начала говорить ему утешительные слова... Нет, чтобы тому тарасовому Сашку проспать все это, ан нет, бдительный страж «прокынувся» (проснулся) и с ужасом увидел, понял, осознал, что покойник встал из гроба и что-то говорит.
Сашко вскочил и опрометью кинулся прочь, куда глаза глядят, а глаза его вовсе и не глядели туда, куда он бежал. Как бешеный ломовой битюг, он по пути свалил не один десяток подгнивших старых деревянных крестов и в саманном заборе пробил дыру, после чего упал, вскочил и далее побежал более осмысленно и целеустремленно — до родной хаты... Дыра в кладбищенском заборе потом долго называлась «сашковым лазом».
По словам деда Игната, страх у того Тарасова Сашка не проходил несколько дней, пока «добри люды» не посоветовали пойти до «бабки-шептухи».