— На войне всем достается, и людям и коням. Каждому — свое. А наковальня, мабудь, була гарна — невысока, плосковата, с довгым рогом... Но на войне о другом нужно думать... Ну, та Бог с ней, той турецкой наковальней. Шуганув ее Стас в пропасть, похоронил на веки вечные, вона там и посийчас лежить, жилизяка несчастна... Туды ей и дорога...
А Стасу и на коней не везло. После того случая казаков, потерявших своих лошадей, посадили на трофейных, да только в первом же бою стасов конь вынес его из общего строя и попал под картечь. Стаса не задело, а конь, сделав «свечу», тут же грохнулся на землю, Стас едва-едва выбрался из-под него, а турки — вот они! Подскочил Касьян на своем Мальчике, шумнул: Стас, хватайся за стремя! И вывел его из-под турецких сабель, а потом взял «на забедры» и вовсе спас от смерти неминучей. Конь не выдаст, и турок не съест...
После войны Касьян вернулся домой с Мальчиком вместе. Коня своего боевого под хомут не ставил. Первые годы участвовал в смотрах, особо отличался на рубке лозы — уж очень складно двигались они с Мальчиком, на одном дыхании... И еще – ежели Касьяну вдруг нездоровилось, простуда там какая, или немогота, — он седлал своего Мальчика, делал на нем разминку, и болезнь от него сама собой отходила. Сила такая передавалась хозяину от его коня. Оно ведь может и правда, что далекими предками нас, казаков, были жившие в наших местностях в стародавние времена людокони, или по ихнему — китавросы, когда конь и человек были единое целое...
— Я сам бачив в книжице таку картинку, — уверял дед Игнат. — Это потом воны раздилылысь — коняка сама по соби, а казак — сам по соби. А може и зря... Та только на все воля Божья...
Жалел Касьян своего Мальчика. Бывало, выезжал на нем на охоту, да если по скорому делу куда. Уважал. И конь любил своего хозяина. Иногда — пасется на лужку, увидит Касьяна и непременно увяжется за ним, и ходит, как собака, не отстает. Или сидит Касьян на приступке, а Мальчик подойдет, ткнется ему мордой в грудь, ласкается...
А то, случалось, идет Касьян, видит: его Мальчик в сторонке стоит, может, дремлет, или — так, думку свою «конячью» думает. Ну Касьян слегка присвистнет, тот встрепенется и — «аллюр три креста» прямисенько к хозяину, тут как тут...
Как-то, будучи уже в летах, Мальчик пропал. Пасся, как обычно, за забором, на задах, и исчез. День его нету, другой... Куда запропастилась коняка, — Касьян только руками разводил. Через неделю Мальчик явился. Утром, чуть свет, у ворот раздалось его ржанье. Касьян открыл ворота — конь был запряжен в полуразбитую бричку без одного колеса, на которой торчали железные обхваты — видать, укрепы от бочки... Мальчик ткнулся хозяину в плечо, всхрапнул... «Эгэш, — сказал себе Касьян, — видать був ты в “бувальцях”»...