Не балую его деликатесами, в таблицу витаминов не заглядываю, а каким стал! Мордашка округлилась, рёбрышки скрылись, в рост пошёл, как колос после обильного дождя.
— Деньги — не твоя забота, Руслан, — говорю. — Колхоз даст, заработаем.
У входа в школу Руслан неожиданно останавливается, размашисто ударяет себя в грудь и бросает:
— Не люблю трепачей. А «Чижик» — трепло первого класса.
Я так ошарашена этим, что не нахожу слов для возражения. Маленький Багмут догадался, зачем я завела разговор о поездке морем, но отмалчивался. А в грудь, обезьянка, ударил себя точно так, как наш прораб. Тот тоже, когда чем-то недоволен, колотит себя в грудь…
11 октября, понедельник.
Отправляемся в лес. Руслан в восторге, хотя сейчас он и так не оторван от живой природы. Она начинается уже у крыльца. Несколько вишен, кустики крыжовника, огород, по которому бегают куры, петух. Руслан, как бы ни был занят, не забывает накормить хохлаток. Варит для них картофель, размачивает засохшие куски хлеба.
Лес от нас всё же далековато, по ту сторону железной дороги. Небо тёмное, в нём ещё не угасли звёзды, а мы с Русланом уже в пути.
Мой подопечный уже знаком с окрестностями Сулумиевки — полями, оврагами, балками. Он знает, где зеленеют молоденькие, колыхающиеся на ветру дубки, в каком месте тянутся к небу нежные стройные берёзки, где без устали журчит ручей Сулумиевка. А теперь мы идём в лес за грибами.
Плечи Руслана оттягивает рюкзак с продуктами и книгами. Я же несу отцовскую корзину из жёстких вербовых прутьев с откидной крышкой. Как я её ни мыла, а серебристо-зелёный след плесени всё же остался.
— Эта корзина мне памятна, — говорю Руслану и объясняю почему: — Отец привёз в ней мои тёплые вещи, когда я сбежала из дому в одном платье.
— Сбежала?! — останавливается Руслан озадаченный. — Ты же говорила, что твой папа был хороший.
— Очень, — подтверждаю. — Чего не скажешь о мачехе. Она на всё и на всех волком глядела. Ты ей добром — она тебе колом. А вот с её сыном Алёшей мы дружили. Теперь он на Дальнем Востоке, капитан дальнего плавания.
Руслан, скользнув глазами по моему лицу, опускает голову. С минуту молчит, затем:
— Галка, скажи, правда, что мачехи злющие-презлющие?
«У него будет мачеха, и он уже к этому готовится, — думаю. — Что же ему ответить?»
— Мачеха безусловно не родная мать, но для доброй женщины и чужие дети — свои, родные.
Он взвешивает мои слова, долго думает.
— А почему ты насовсем уехала из Тумановки? Жила бы в другом доме. Отец рядом, увидеть можно, когда захочется.
— Так я было и сделала, однако пришлось расстаться. С директором школы, где работала после окончания сельскохозяйственного техникума, не поладила. Ну и тип же был, пропади он пропадом, этот Пересада!