Он оторвал створку двери и плашмя кинул на кан.
— Дяденька, что вы с ним будете делать? — дрожа всем телом, спросил Го Цюань-хай.
— Залезай на кан, приподымай его за плечи! — не обращая внимания на мальчика, приказал Ли Цин-шань батраку Чжану.
Они положили старика на створку двери и понесли. Го Цюань-хай с плачем бросился за ними:
— Дяденьки, оставьте, он помрет на холоде! Дяденьки, не несите!
— Иди проси господина! — отмахнулся Ли Цин-шань.
И слова его были так же холодны, как снег, что бил в лицо.
Старика выкинули за ворота. Снег все крутился, ветер выл по-прежнему, и Го Чжэнь-тан вскоре обледенел.
— Отец! Отец! — рыдал мальчик, припав к груди мертвеца. — Что же мне теперь делать?
Из конюшен и лачуг вышли батраки и молча стали возле замерзшего Го Чжэнь-тана. Одни утирали слезы рукавами, другие уговаривали мальчика:
— Не надо плакать, не надо плакать…
Иных слов у них не было.
— Выгоните его, чтоб он не ревел тут! — крикнул Хань Лао-лю через окно.
Го Цюань-хай замолк и, упав перед батраками на колени, поклонился им до земли.
Батраки собрали в складчину немного денег, купили старый ящик и уложили в него покойника. Молча они вынесли «гроб» за северные ворота и оставили его на занесенном снегом кладбище. В том же молчании все вернулись домой.
Шел пятый год царствования императора Кандэ, и в январе этого страшного года Го Цюань-хая за ненадобностью выгнали на улицу. Несколько лет он скитался по соседним деревням, собирал за гроши листья дикого винограда, которые население было обязано сдавать японцам, работал на поденщине, батрачил за половинную плату и жил впроголодь.
Через пять лет Го Цюань-хай стал уже настоящим батраком, его сильные руки никогда не знали отдыха. В это время лихая судьба опять свела Го Цюань-хая с Хань Лао-лю.
— Ты хороший парень! Я это всегда говорил и еще с малолетства тебя приметил… — с улыбкой сказал ему помещик.
Когда у Ханя Большая Палка появлялась надобность в человеке, он умел широко и приветливо ему улыбаться. Когда же надобность проходила, он переставал этого человека узнавать.
Го Цюань-хаю хорошо были известны и притворные улыбки и коварные повадки Хань Лао-лю. Не забыл он и лютой смерти отца. Но человеку нужно есть — и он должен работать!
Го Цюань-хай собирался было подрядиться к Тану Загребале, но они не сошлись в цене, а Хань Лао-лю сразу же предложил:
— Приходи ко мне. Со знакомыми людьми всегда можно будет договориться. Батраков у меня много, работа не тяжелая. Сколько бы ты хотел?
— Дашь шестьсот? — спросил Го Цюань-хай.
Он был уверен, что на такие условия Хань Лао-лю ни за что не пойдет, но тот и глазом не моргнул: