- Колено лечишь?
- Ну их, этих шарлатанов. Только деньги тянут, словно шредер[5].
- В Баден-Баден ездил?
- Отдохнешь тут с вами. Что ты там наплела мне по телефону? Триллер, не иначе.
Сима не сомневалась, что отец все хорошо расслышал, но все же спросила:
- Повторить?
- Лучше налей мне коньяку.
Она молча принесла отцу бокал и снова села в кресло. В дверях появился Кеша, заспанный и хмурый, тихо поздоровался и привалился к косяку. Лаврентий бросил в его сторону короткий взгляд, выпил коньяк, поставил опустевший бокал на журнальный столик и недовольно крякнул.
- Привет, зятек. Помирились, что ли?
Кеша промолчал, поэтому отвечать пришлось Симе.
- Мы и не ссорились. Просто разошлись.
- Тогда, что он тут делает? Вспоминаете старые добрые времена?
- Я попросила его остаться. Для страховки. Он спит вместе с племянником в твоей комнате.
- А где прикажешь спать мне? В гостевой?
- Там – Марьяна.
- И сколько тут еще народу?
- Еще няня и девочки – Юля и… дочери Крамаря.
После этих слов в комнате повисла пауза, весьма похожая на затишье перед бурей. Лаврентий передвигал сигару из одного уголка рта в другой и смотрел в окно, где сизый рассвет знаменовал начало нового дня. Симе очень хотелось знать, какие мысли роятся в голове у отца, но она терпеливо ждала, ибо знала, что нахрапом Симакова не возьмешь.
Первым не выдержал Грибов.
- Так он сын вам или нет? - Лаврентий даже не моргнул, лишь сбросил пепел с кончика сигары. Казалось, что это не ему, а кому-то другому, сидящему в гостиной, Кеша адресовал свой вопрос. – Лаврентий Михайлович, вы должны нам сказать. Мы собирались звонить в милицию. Он украл нашу дочь – вашу внучку, между прочим.
В этот момент она почувствовала невольное уважение к мужу. Ни разу прежде она не слышала, чтобы он разговаривал со своим тестем в подобном тоне. Обычно его речь отличалась подобострастием, почти раболепием. А тут - глаза горят, брови нахмурены, слова так и чеканит. Возможно, когда-то он и превратится в знающего себе цену мужчину, который осчастливит какую-то женщину. Кто знает?
Но тут Лаврентий смерил Грибова прищуренным взглядом, и сразу стало понятно, что Кеша для него – мальчишка, щенок, решившийся бросить вызов взрослому ротвейлеру.
- Чья бы корова мычала, а твоя, Иннокентий… Не тебе меня учить, как жить. Я отдал тебе мою дочь, а ты не смог сделать элементарное – держать ее в узде.
Краска бросилась Грибову в лицо, но на этот раз он промолчал. Да и что он мог сказать в свое оправдание?
- Папа, сейчас речь идет не о нас с Кешей. Мы почти в разводе.
- «Почти», не считается. Я не даю вам своего позволения.