— Иди, Лиза, от греха, — вмешалась бабка.
— Вот печь истоплю, тогда посмотрим, — уклончиво сказала Елизавета и, прячась от взгляда Бубенцова, направилась к зеркалу, на ходу поправляя волосы.
— Печь!.. Печь тебя держит?
Впоследствии Бубенцов и сам плохо помнил, как схватил с лавки полное ведро и выплеснул воду в жарко топившуюся печь.
Мутный вихрь пара, смешанного с черным дымом, с шипением и треском вырвался из печи и сразу заполнил избу. Пронзительно завизжали дети, по-дурному взвыла старуха, испуганно прижалась к стене Елизавета.
Но всего ярче почему-то запомнился Федору Васильевичу кот, метнувшийся со стола на подоконник, оттуда на зеркало, а затем прошмыгнувший между ногами выходящего на улицу Бубенцова.
Несколько минут спустя, очень бледный, с тяжелой головой, грузно осаживая тело на поскрипывающий протез, подошел Федор Васильевич в дому Шаталова.
Он чувствовал себя плохо, очень плохо. Даже мелькнула было мысль прекратить поход против лодырей, — иного определения не выходящим на работу колхозникам у Бубенцова не было. Но он отогнал эту мысль: «Ну нет, раз начал, надо довести до дела».
И решительно переступил порог.
Федор Васильевич застал дома самого Ивана Даниловича и его сына Николая — в папашу молодцеватого, рослого и плечистого парня, год как вернувшегося из армии.
Иван Данилович сидел за столом, надвинув на широкий нос массивные очки, и что-то писал. Николай тачал сапоги. Увидав вошедшего Бубенцова, оба прекратили работу, а Иван Данилович закрыл свое писание газетой. Сказал довольно приветливо:
— Смотри, сам председатель пожаловал! Проходи, Федор Васильевич, садись, отдохни. Небось умаялся?
— Отдыхать не время. — Однако Бубенцов прошел к столу, опустился на скамью и снял фуражку. Некоторое время сидел молча, безвольно опустив на колени тяжелые руки. Потом передернул плечами, как бы скидывая груз, взглянул на Николая и спросил: — Почему на работу не выходишь, Николай Иванович? Ждешь особого приглашения?
— Я? — Николай смущенно покосился на отца.
— Он ведь шорником в бригаде числится, — ответил за сына Иван Данилович.
— Так. В сапоги, видно, коней обуть хочет.
— Зачем? Кони у него, слава богу, снаряжены еще по зиме, — Иван Данилович снял очки и пристально взглянул на Бубенцова. — Колхоз тем и силен, Федор Васильевич, что каждый человек к своему делу приставлен и за него отвечает. А если начнем кидать людей туда-сюда — дела не будет!
Бубенцов ответил не сразу. Уверенный, спокойный бас Шаталова как-то обезоруживал. А тут еще взгляд Федора Васильевича случайно зацепился за висящие на стене две почетные грамоты и фотографии Ивана Даниловича, вручающего танки, на снимок Николая в форме старшины. Стало почему-то обидно. Так и сказал: