— Обидно мне смотреть на все это. Вот ты, товарищ Шаталов, небось патриотом себя считаешь…
— В мою жизнь не суйся! — сердито прервал Бубенцова Шаталов. — Я еще вам с Торопчиным объясню партийную линию.
— Не шуми. Вы, такие, на партийную дорогу сквозь очки смотрите, а я по ней иду. А если и споткнусь где, так партия меня поправит.
Федор Васильевич с удовлетворением ощутил в себе новый прилив силы, покинувшей было его. Поднялся со скамьи, надел фуражку и сказал Николаю уже своим обычным, не допускающим возражения тоном:
— Хоть ты и шорник, а сейчас иди на поле.
— Это ты просишь или приказываешь, товарищ Бубенцов? — тоже поднимаясь из-за стола, спросил Иван Данилович.
— Я ведь не побирушка, чтобы просить, товарищ Шаталов. Сказал, а через полчаса проверю. Понадобится — не так скажу.
И снова глаза Бубенцова, уж в который раз за эти дни, встретили в глазах другого человека сопротивление, которое надо было сломить.
— Иди, Николай, — сказал Иван Данилович сыну. — Сейчас говорить не время. Да и не здесь нужно разговаривать.
Потом, повернувшись к Бубенцову, спросил:
— И мне, может быть, прикажешь за плуг взяться?
Но Федор Васильевич даже не обратил внимания на вызов, прозвучавший в вопросе Шаталова. Ответил просто:
— Совестно мне таким приказывать. Не за себя, а за тебя совестно, товарищ Шаталов.
Еще целый час ходил Федор Васильевич по селу. Он, что называется, закусил удила. Чуть не избил своего недавнего друга и собутыльника, тоже инвалида Отечественной войны, Лосева, не отпускавшего от себя свою жену. Снял с работы, хотя по существу работы в это время и не было, двух девушек-сепараторщиц. Не имея на то права, закрыл лавку сельпо и прогнал на поле завмага и счетовода.
— Все равно ни черта в вашем магазине путного нет. Только духи, кепки да сковородки.
Заглянул Бубенцов и в парикмахерскую. Там посетителей не оказалось Парикмахер Антон Ельников, щуплый, невидный мужчина и вдобавок левша, второй день изнывавший из-за отсутствия небритых, сидел на подоконнике и читал детский журнал «Мурзилка» за 1940 год.
Бубенцову Ельников обрадовался. Наконец-то клиент.
— Здравствуйте, Федор Васильевич! Побриться зашли? Пора, пора вам освежить лицо.
— Спасибо. Оно у меня и так свежее, как у младенца. Ты вот что, Антон Степанович, закрывай-ка свое заведение да иди на поле. К Камынину в бригаду.
— Позвольте!..
— Я тебе дело говорю. За бороной ходить можешь? Сможешь. Чай, на селе вырос.
— Во-первых, меня с трудодней сняли, как вам известно, — загорячился оскорбленный таким неожиданным предложением парикмахер.