— Ну что же — не возразишь, — сказал Иван Данилович с притворным смирением. — Воспитывать людей — дело, конечно, стоящее и для нас с тобой обязательное. Только… только смотри, захиреет твой колос, товарищ Торопчин, если рядом лопух растет!
Попробуй-ка возрази!
Но Торопчин и не стал возражать. Наоборот, даже похвалил Шаталова.
— Очень хорошо ты сказал, Иван Данилович. Действительно, лопухи мы должны выдергивать жестоко.
— Вот-вот. Под корень рубить! — Шаталов решительным движением руки чуть не смахнул со стола лампочку. Хотел было развить свою мысль, но услышал такие слова:
— А начинать с себя.
Опять разговор принял нежелательное направление, повернулся к Ивану Даниловичу острием.
— С себя, — повторил Торопчин. Его худощавое, обветревшее от беспрерывного пребывания на поле лицо стало суровым. Не мигая, смотрели на Шаталова темные глаза. — И только так!
Шаталову вдруг неудержимо захотелось уйти. Вскочил бы да и затопал к дверям. Однако поднялся не спеша. Зевнул, прикрыв рот ладонью, сказал примирительно:
— Заговорились мы с тобой о лопухах не ко времени. В райком-то позвонить не забудь.
Но теперь уже Торопчину захотелось закончить разговор так, чтобы не осталось никакой недоговоренности. Неплохо, конечно, намекнуть человеку сравнением, но иногда еще лучше сказать прямые слова. Так Иван Григорьевич и поступил.
— Разве я могу обличать лодыря, если сам недалеко от него ушел?
Как ни хотелось Ивану Даниловичу прекратить этот нежелательный разговор, но он себя пересилил. Спросил строго, даже угрожающе:
— Это ты про кого?
— Или как я, — Торопчин сказал ясно «как я» и даже повторил: — как я буду бороться со склокой, если сам — склочник, паскудный человечишко!
Почему Шаталову послышалось «как ты» — неизвестно. Но послышалось. А это было уж слишком. Надо же понимать, с кем разговариваешь.
— Кто склочник? — рявкнул Иван Данилович так, что возглас услышали даже две женщины, пересекавшие в эту минуту площадь перед правлением. Женщины, конечно, задержались. Интересно все-таки.
— По радио опять шумят, что ли?
Прислушались.
Раздались еще громкие голоса, а затем с треском распахнулась дверь, и с крыльца правления по ступенькам прогромыхала грузная фигура.
— Данилыч будто, — сказала одна из женщин.
— Он, — подтвердила другая и тут же высказала предположение: — Подрался с председателем, не иначе…. Смотри, смотри, как пустился. В годах человек, а ноги легкие, как у стригуна!
Хотя до драки у Торопчина с Шаталовым разговор не дошел, но, может быть, и близок был к такому завершению.
— Ну, погоди!.. Десять раз поклонишься Шаталову, как отец твой кланялся!