— Пусик, где мой халат? — прокричала из ванной не то Люда не то Вера.
— Ты не один? — удивилась Дана. В голосе ее прорезалось едва заметное, но такое обнадеживающее разочарование.
— Совершенно один! — спохватился я, захлопывая ногой дверь в комнату, чтобы никакие Веры, Нюры или Кати не помешали важному разговору.
Предчувствие твердило мне, что этот поздний звонок неспроста! Может быть, случилось нечто экстраординарное… Но ведь ночью дела не решаются… если только личные…
— Но я слышала женский голос… — продолжала настаивать она.
— Это телевизор. — Ложь оказалась легкой и необременительной, как шелуха подсолнечника, только куда более пачкающей. Потянувшись рукой к пульту, я переключил канал — чтобы моя собеседница уловила перемену звукового фона.
— А–а–а… — протянула она после паузы.
Это был тот самый голос, что еще недавно скорострельно выпаливал приказания в трубку, однако теперь он не приказывал — скорее просил. Теперь он беспокоился женским присутствием в моей квартире, теперь он тягуче и медленно вливался в мои уши, обволакивал меня, суля то, что еще вчера казалось несбыточным, невозможным.
— Что ты сейчас делаешь? — вдруг поинтересовалась она, по собственной воле прервав молчание, которое я не осмеливался нарушить, слишком уж оно было сладостным.
— Собираюсь спать, — соврал я. — Утром на работу.
И даже не догадался приплести, что, мол, неустанно думаю о ней, мечтаю о ней, придумываю ее… Всегда, каждый миг своего существования — даже тогда, когда обнимаю податливое, послушное тело не то Кати, не то Маши, а та принимает нашептываемые нежности на свой счет, даже не догадываясь об их истинном адресате, которым я брежу наяву, как во сне…
— Значит, завтра увидимся, — полувопросительно произнесла она.
— До завтра, — попрощался я.
— Спокойной ночи, — нежно пропел самый красивый, самый музыкальный, самый восхитительный голос на свете, в то время как в дверь комнаты нервно гремел нетерпеливый кулачок не то Гали, не то Светы.
— Слушай, ну где мой банный халат? — капризно проговорила девушка. Голос у нее достаточно неприятный, скрипучий и вовсе не музыкальный. Который хотелось послать на все буквы алфавита вместе с его глуповатой обладательницей. — Такой белый, ну ты знаешь!
«Иди ко мне, — ласково пробормотал я обладательнице восхитительного голоса, только что погасшего в телефонной трубке. — Какая ты… Необыкновенная! Я схожу от тебя с ума».
«Я тоже», — ответила она, приглушая рвущееся из груди дыхание. И протянула мне руки — тонкие руки, сотканные из звездного света и лунной плоти, из вязкого сна и дремотной прелести желания.