– Держитесь крепче! – крикнула она гномам. – Сейчас мама покатает вас на пони!
А в следующее мгновение она опять рухнула на землю. Малыши покатились по земле, словно яблоки.
– Да что это такое? – возмущалась Флоренс прямо в лицо уже склонившемуся над ней Ансельму.
В этот раз она лежала на спине и не могла пошевелить даже рукой.
Нетронутый сел рядом на траву и расхохотался. Он смеялся и смеялся, утирая скулы так, будто на них были слезы. Гномы остались сидеть там, где их выбросило в траву из объятий Флоренс. Они вели себя на удивление тихо, и только с опаской посматривали на Ансельма.
– Сколько новичков я привел, но такое вижу в первый раз, – произнес, наконец, Ансельм.
Как только Флоренс услышала его голос, ей тут же стало очень стыдно за свое поведение. Больше всего за то, что она ударила его в грудь. Как она могла ударить его? Того, в чьем голосе слышалось такое умиротворение. И не только умиротворение. Флоренс захлопала зелеными глазами. Это не могло быть правдой.
Но судя по всему Ансельм и не думал обижаться. Он продолжал улыбаться:
– Фермеру наверняка тоже досталось, – говорил нетронутый, поглядывая на девушку.
– Он это заслужил, – резко ответила Флоренс, поднимаясь. – Он хотел нас убить.
– Вас убьешь, – продолжал веселиться Ансельм.
– Ты спас нас? – спросила Флоренс, повернувшись к нетронутому.
Листва застряла в его волосах, и сейчас девушке вдруг нестерпимо захотелось провести рукой по его пшеничным вихрам, по заросшей щетиной щеке. А сердце вдруг наполнилось болью от чувства вины. Она ударила этого человека. Насилие по отношению к нему показалось сейчас Флоренс кощунством. В груди вдруг возникло ощущение, будто кто-то схватил ее за сердце, натягивая и выкручивая артерии. Флоренс прижала руку к солнечному сплетению в безуспешной попытке унять эту боль. Еще секунду, и ей казалось, она закашляет кровью.
– Прости меня, – выдавила Фло хрипло.
И тут же она почувствовала, как ей стало легче. Будто отпустило.
– Прости меня, пожалуйста. Я сожалею.
Каждое слово она выговаривала с трудом, потому что приходилось его подбирать. Словно в душе ее заиграл неведомый инструмент, и слова, что она произносила, должны были теперь быть созвучными этому инструменту. Но прислушиваться к тому, как он играет, было мукой и счастьем одновременно.
– Что это? – прохрипела Флоренс. – Что ты делаешь со мной?
– Это не я, – покачал головой Ансельм. – Это твоя душа. Это то, что она на самом деле чувствует, когда ты отворачиваешься от светлых чувств к человеку. Просто здесь в Поднебесье другие эмоции не заслоняют эту истину. Твоя душа хочет любить меня. Не мешай ей.