И дурак бы, да. А горничная – совсем не дура, про таких говорят: выйдет сухой из воды, что предполагает наличие немаленького жизненного опыта и особую хватку. Лаура – не басконка, и даже не испанка, об этом можно судить по чудовищному акценту: слова, выползающие из змеиного гнезда, подогнаны неплотно, как доски в сколоченном наспех заборе. Разнокалиберные доски, разношерстные: тут и подгнившие древесные стволы, и занозистые, плохо обработанные плашки; и краденые верстовые столбы, и коринфские колонны… Сквозь огромные щели просматривается не слишком-то веселый, местами скудный пейзаж. Оставленный когда-то ради грязных простыней в «Пунта Монпас», ради не смытых окурков в унитазе и забившихся в раковину чужих волос.
Кто она, Лаура?
Румынка, боснийка, болгарка?..
– …Целый день на дверях болталась табличка «Не беспокоить», – продолжает Лаура.
– А около восьми?
– Около восьми ее не стало. Вот я и открыла дверь… В номере нужно было прибраться, пока постояльца нет. Тут-то я увидела всю эту кровищу… И сразу отправилась за Аингеру, ни секундочки не медлила…
– Так прямо и ни секундочки? Увиденное вас не потрясло?
– Я в своей жизни и не такое видала, уж поверьте. В той стране, откуда я приехала, кровь – что вода…
– Откуда же вы приехали?
– Косово. Слыхали про такое?..
Когда-то там шла война, вот и все, что известно Икеру о Косово, и он вдруг чувствует легкий укол стыда за свое относительно благополучное существование. Это все Лаура, ее острые глаза: они скребут душу инспектора, подобно наждачке. Вот чего хочет горничная: вызвать у Икера сочувствие, переключить его внимание с одного-единственного трупа на множество других; ими завалена незнакомая Субисаррете война. Еще секунда – и две змеи, отклеившись от лица Лауры, вползут Икеру в уши, нашептывая об ужасах косовской бойни.
И красная пижама по сравнению с этими ужасами – ничто.
Лаура вовсе не так проста, какой кажется на первый взгляд, какой пытается представить ее небрежно вытесанное лицо. Но и инспектора не проведешь, за двенадцать лет службы в криминальной полиции он многое перевидал. И такие вот дамочки – не исключение. Наивно пытаются разжалобить, чтобы…
Чтобы – что?
Еще пять минут назад она оплакивала печальный конец совершенно незнакомого ей мужчины, и это как будто бы говорит о ее впечатлительности и тонкой душевной организации. Но много переживший (в том числе и войну) человек не станет так затрачиваться на чужую, никак к нему не относящуюся смерть. Или внутри Лауры сидит кто-то еще? Кто-то очень ранимый, возможно, маленькая девочка, девушка,