А Арзы и Янгыл в тот вечер, как всегда, вместе пригнали коз. За день они, о многом переговорили, и теперь Арзы решил, что пора объявить своим родителям, чтобы они посылали сватов в дом Ишали-ага.
Янгыл же, едва переступившую порог своей кибитки, Ишали-ага спросил:
— Не устала ли? Всё ли хорошо в горах?
— Хорошо, отец, очень хорошо! — отозвалась Янгыл, удивляясь столь необычным вопросам отца.
— Было хорошо, будет ещё лучше, — таинственно заключил Ишали-ага. — Иди к матери, она ждёт тебя.
Янгыл, войдя во вторую комнату, увидела мать за налаживанием коврового станка. Бике-эдже, взглянув на вошедшую дочь, приветливо улыбнулась:
— Ну, вот, доченька, и твоя пора наступила. Сядешь ткать свой самый лучший узор. Посмотри, какая хорошая пряжа!
Янгыл сразу всё поняла.
— Кто он, мама? — спросила она, покусывая от волнения губы.
— Разве тебе не всё равно, доченька? Да и кто спрашивает об этом? Отдадим тебя человеку достойному…
Янгыл повалилась на кошму и горько заплакала.
IV
В горах светило тёплое ласковое солнце, всё выше и выше поднимались травы, цвели кустарники, и красными островками пламенели маки.
Арзы, как и прежде, пригонял сюда коз, но ничего его теперь не радовало: ни красота гор, ни буйство весны, — юноша всё время думал о Янгыл.
Весть о том, что ей запретили выходить из дому и скоро продадут за калым, подействовала на него столь угнетающе, что первые три дня он проболел — не мог подняться с постели: Он не мог жить без Янгыл, а главное, не мог представить её в объятиях чьих-то чужих мужских рук… По ночам он бредил её именем, горел, словно на него навалилась лихорадка.
Отец юноши, видя это, заслал сватов в дом Ишали-ага. Но посланников там приняли холодно, ответили, что девушка ещё молода и её не собираются выдавать замуж. Сваты обо всём доложили отцу Арзы, а тот как мог успокоил сына. Арзы начал строить иллюзии: «Пройдёт ещё немного времени, и родители Янгыл согласятся». Ему не хотелось думать, что сватам был дан вежливый отказ.
Но именно так оно и было. Мшали-ага и думать не хотел, чтобы его дочь стала женой человека из другого, не его племени. Отказав одним, Ишали-ага зовёт не собирался скрывать, что выдаёт дочь за человека именитого и достойного. По Базар-Тёпе уже ходили слухи о скорой свадьбе Янгыл и моллы Лупулла — любимого ученика кази.
Арзы ничему этому не хотел верить, и, находясь в предгорьях со своими козами, сжигал своё сердце сомнениями: «Неужели Ишали-ага откажет?»
Тем временем Янгыл ткала свой свадебный ковёр. И пока у неё плохо это получалось. Но рядом с ней постоянно находилась мать и подсказывала, как вязать и обрезать узелки, рассказывая попутно, какие ковры бывают на свете. Мать всё время твердила, что девушка-невеста должна отобразить на ковре свою любовь к будущему мужу. Но Янгыл всё время думала о своём любимом и бедном Арзы, и ковёр у неё получался с печальными оттенками. Эрсаринская роза на ковре не цвела и не радовала, а была поникшей и толкала на глубокие раздумья о несчастной любви.