— О-х-х-о-о, какая ты узкая! — всхлипывает счастливый клиент, вынырнув из меня и целуя обнявшую его Валю. — Вы супер, девчонки! Мы точно еще погуляем вместе, обещаю вам.
Валя нежно снимает с него наполненную резинку и заворачивает ее в специально приготовленную салфетку. Вообще, все эти мелкие технические действия продажной любви должны производиться плавно, не вызывая раздражения клиента. Только когда я научилась незаметно открывать упаковку презика, ртом надевать резинку на член, не прикасаясь к нему, подготавливать салфетки и смазку, а в это время говорить или делать что–то приятное клиенту, только после я могу расслабиться и почувствовать себя лучшей проституткой, а не маленькой сумасшедшей девочкой, которая потеряла отца и за год натворила такого, что убило бы его повторно, будь он еще жив и знай хотя бы сотую часть того, что произошло со мной. Есть ли смысл в этом? Куда я двигаюсь, профессиональная медичка с урологической специализацией, обслуживающая здоровых? Во имя чего изощренно подвергаю себя этим процедурам? Возможно, я, некрасивая провинциалка, убедила себя, что в заповеднике мужской похоти найду тайные тропочки, которые раскроют путь к их душам? Нет, к тому, что намного важнее душ: к их бумажникам.
Я, кажется, ничего не ела сегодня, только творог с чаем пила, отчего же так муторно? На следующий заход я уже не могла изобразить веселого блеска глаз — клиенты в сауне выбрали Свету и Валю, а поскольку их было пятеро, то чертова Света заработает сегодня больше меня.
— На тебе лица нет, — говорит Вадим, когда мы выходим на улицу.
Не может быть!
Я забегаю в маленький скверик, и меня сворачивает пополам. Подбежавший песик невнятной породы обнюхивает то, во что превратился творог. Хозяин собачки что–то вопит, но животное упрямо нюхает передо мной, новая струя рвоты попадает на него, и псина отбегает. Подходит Вадим.
— Что, плохо дело? — он курит свой «LM», на нем белая куртка и джинсы, он выглядит расстроенным.
— Да, съела что–то несвежее.
— Не разводи сама себя, — говорит Вадим. — Ты ела то же, что и все. Какой отсюда вывод?
Что изменится, если я буду и дальше изображать оскорбленную невинность? Мне не станет легче, это точно.
— Мне неприятно, что ты сейчас пытаешься со мной говорить, как тогда с Мариной, — бросаю с вызовом.
— А как мне с тобой разговаривать, если ты за чаевые трахаешься без резинки и позволяешь в себя кончать?
— Что-о? — я остолбенела от такой неправдивой неправды.
— То, что сама знаешь, — зло говорит Вадим и давит подошвой окурок.
— Если я тебе скажу, что это подлое Светкино вранье, ты ей поверишь, не мне? — гляжу ему в лицо, не отрываясь.