— Ну, а как это объяснить? — он поднимает руки в театральном жесте.
— Это был «субботник», — говорю, — самый последний. Тульский бандит втулил мне прямо в бассейне, и я не могла физически одеть ему резину, потому что меня имели с двух сторон, и я стояла по грудь в воде!
— А, так известно имя папаши?! — глумливо говорит Вадим. — Может, он обрадуется, как узнает?
Я разворачиваюсь и иду к машине, у меня слезы в глазах, но их никто не должен видеть. Вспоминаю, как Светка пристально смотрела на меня сегодня утром, понимаю, что как–то я себя выдала, а она, рожавшая баба, подметила мою оплошность. И тут же не преминула окунуть меня в дерьмо перед Вадимом. Сука! Сука. Сука,… да и он не лучше.
Какого черта мне делать в машине у Палыча? Там воняет бензином. Прогуляюсь.
— Слушай, — начинает он из–за спины. — Ты не строй обидку–то. Я же сказал… ну, так, без умысла.
Я иду дальше, и осенний ветер путается в моих длинных волосах. Постричь их пора, что ли?
— Подожди, — он уже идет рядом, трогает мой локоть. — Давай поедем к доктору…
— Ты давно не звонил на базу, — резко говорю я. — Проверь, может, есть заказ.
Так и оказалось: клиент попался молодой, но трудный — корчил странные рожи и пару раз норовил укусить, но я уворачивалась, а, ощутив его твердые зубы на клиторе, засветила ему пяткой в лоб. Боялась, что он потребует возврат денег, но он выслушал мои извинения, жалобную просьбу не кусать — и стал вести себя немного лучше.
После проблемного клиента я уже не вспоминала о новых заказах — мы забрали девочек из сауны и поехали домой. Остановились у подъезда, Вадим придержал мою руку:
— Я договорюсь с доктором на завтра.
— Давай обождем, вдруг сами пойдут, — засомневалась я.
— Сколько дней задержка?
— Ну, около двух недель… может, дней семнадцать.
— Самое время, — сказал Вадим. — Нечего тянуть.
И я не стала тянуть, кивнула головой.
*.*.*
У нас в России частенько вспоминают об аде: обычно он является тюрьмой или войной. Этот ад придумали мужчины, и в нем, как правило, они издеваются над себе подобными, упражняя свою молодецкую силу на слабых. Но редко говорится об аде, который те же самые садисты-мужики втихаря построили для нас: я имею в виду родильные отделения больниц, где не хватает самого необходимого, и маленькие россияне появляются на свет в муках, которых можно было избежать.
Но рождение — это хотя бы почетный долг, биологический — перед природой, социальный — перед семьей, религиозный — перед церковью, патриотический — перед Россией. Худо-бедно, но для рожениц, если и не делают ничего путного, то хотя бы не жалеют бесплатных добрых слов.