ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Джордж Истмен смотрел в
зеркало. Оттуда на него невозмутимо взирал безупречный английский джентльмен.
Сорокалетний, слегка седоватый, с цепким взглядом зеленых глаз и этаким
невозмутимым выражением лица. «Надо было выброситься из жизни, как из окна,
иначе не в первый, так во второй раз или с третьей попытки выбросили бы меня»,
- подумал на английском языке Джордж Истмен, пытаясь разглядеть собственное
прошлое в собственном отражении. Отражение было беспристрастно. Он столько лет
работал над этим выражением, что мог бы гордится им, своими достижениями, своим
безупречным английским, умением легко перепрыгивать с одного лондонского
диалекта на другой, отчего его легко принимали за своего в любых кругах.
- Но неужели я опоздал?
- произнес Джордж на русском языке с легким акцентом и замолчал, вслушиваясь в
послезвучие языка, которым не пользовался принципиально в течение восьми лет.
Подданный Ее Величества,
гражданин Соединенного Королевства, в полностью вычеркнутом прошлом - Георгий
Зарайский, стоял перед зеркалом и не мог определить, кого в нем больше:
Зарайского или Джорджа Истмена? Зато отец сразу определил. Ни в личине Джорджа
Истмена, ни как Георгий Зарайский - он не знал, как теперь относиться к
собственному неосмотрительному поступку. Кто бы мог подумать, что сердце отца
не выдержит явления «покойного» сына? Не столько даже явления, сколько -
нескольких слов, высказанных сыном хладнокровно и взвешенно. Столько лет
репетировал эти фразы... Сердце, на которое он никогда не жаловался. Стальное
сердце русского разведчика не было готово к тому, что у него сын - англичанин?
И пришлось уходить из подъезда, как преступнику с места преступления. Это был
уже второй поступок, который не давал ему покоя.
Из подъезда вышел уже
точно не Георгий Зарайский, а Джордж Истмен, который хладнокровно вызвал по
мобильному телефону бесполезную «неотложку», а сам телефон швырнул в ближайшую
урну.
Да, шесть лет назад он
мог обратиться к отцу за помощью, но не было гарантии, что в конторе отца нет
кротов с противоположной стороны. Вообще не было никаких гарантий, кроме одной
- собственной смерти. И Георгий Зарайский предпочел умереть, предварительно
выведя львиную долю капиталов в иностранные банки и надежно спрятав. Но Веруня-то
какова? Оставшуюся треть она вновь превратила в империю. Женщина, которая
никогда не интересовалась ни счетами, ни движимым-недвижимым, нырнула в бизнес,
как золотая рыбка в аквариум. Вернее, нырнула, может, как обычная, но быстро
стала там золотой.