Без особой радости Марсия вынуждена была стать четвертой. Когда после ленча они встретились на теннисном корте, Малколм был поражен происшедшей в ней переменой. Выйдя на корт, Марсия, казалось, забыла обо всем.
Играла она хорошо, у нее был сильный удар слева, что редко удается женщинам. В короткой складчатой юбочке она двигалась по корту с живостью, так противоречившей ее обычной апатии.
Марсия была партнером Малколма в двух сетах. Оба сета они выиграли. Уставшие, побросав ракетки, они вдруг весело и непринужденно рассмеялись.
— Отличная игра, партнер, — похвалил ее Малколм. — Право, отличная.
Малколм понимал, что победа досталась им благодаря игре Марсии, ибо он, когда-то неплохо игравший в теннис, за последние годы потерял спортивную форму и нередко допускал неточные удары.
— Великолепно! Спасибо, — поблагодарили их партнеры. — Вы позволите нам завтра попробовать взять реванш?
Марсия ответила не сразу, и Малколм опередил ее:
— Пожалуйста, соглашайтесь. Вы не представляете, как много это дало мне сегодня.
Марсия какое-то время смотрела на него серьезным задумчивым взглядом и наконец сказала:
— Хорошо, но сыграем до ленча. Это более подходящее время для игры.
Впервые с ними не было полковника, а значит, и не было неприятного чувства, что все это подстроено им. Поэтому, когда они после игры покидали корт, Малколм отважился пригласить Марсию выпить чашку чаю в баре.
Ее мгновенное согласие не могло не удивить его, ибо он привык к ее постоянным отказам на все предложения, исходившие от него или от отца.
Усевшись в глубокие мягкие кресла бара, они стали ждать, когда принесут чай.
— Сигарету? — спросил Малколм, но Марсия отрицательно покачала головой.
— Я не курю, — ответила она.
— Но это так несовременно, не правда ли? — заметил Малколм.
Марсия пожала плечами.
Здесь, вне корта, ее оживление постепенно угасало. Малколм почти в смятении ждал, как на лице ее вот-вот снова, как маска, появится прежнее недовольное выражение и печально опустятся уголки алых губ.
— Вам нравятся Канны? — спросил он.
— Я ненавижу это место, — ответила она.
В ее голосе было столько гневного презрения, что он испугался; не прежняя скука, а скорее горечь и откровенная ненависть.
— Зачем же вы здесь? — не мог не спросить он.
Марсия улыбнулась с горькой иронией и, словно то был глупый вопрос ребенка, ничего не ответила.
Малколм чувствовал, что она могла бы о многом ему рассказать, если бы решилась. Интуиция не обманывала его. Что же скрывалось за этой прелестной внешностью?
Странно, но Марсия как женщина совсем не привлекала его.