Они молча поужинали, но позднее, в постели, Флоренс неожиданно расплакалась.
Она плакала, не переставая, на его плече, и никакие уговоры Малколма успокоиться и рассказать, что с ней, не заставили ее говорить. Это серьезно обеспокоило его, но он слишком устал и, несмотря на искреннюю тревогу, заснул так глубоко, что проспал до утра.
На следующий день Флоренс, казалось, стало лучше, а еще через день она снова была прежней, веселой и жизнерадостной. Малколму оставалось лишь в очередной раз признать правоту разумных суждений Нанны.
Два месяца спустя он получил приглашение от своего дяди из Йоркшира навестить его и поохотиться в его поместье. Дядя писал: «Я сожалею, что не могу пригласить тебя вместе с женой, ибо это будет холостяцкое сборище. Однако я надеюсь познакомиться с нею в следующем месяце, когда вернусь в Лондон».
— Ты не возражаешь, дорогая, если я приму приглашение? — спросил Малколм у жены. — Для меня немаловажно поддерживать родственные отношения со стариком. Он всегда был добр ко мне. И к тому же он единственный брат моего отца и глава нашего рода.
К его великому удивлению, Флоренс, обычно благоразумная в таких случаях, внезапно разрыдалась.
— Я не выдержу этого! — воскликнула она. — Я не вынесу, если снова останусь одна!
— Но, дорогая, это всего лишь два дня, — убеждал ее Малколм. — Ты должна понять, что это важно.
— Разве это может быть важнее меня? — разгневанно воскликнула Флоренс. — Если ты оставляешь меня одну, значит, не любишь. Ведь ты знаешь, как я без тебя тоскую.
В это время в комнату вошла Нанна, и Флоренс обратилась к ней за поддержкой.
— Он снова уезжает, Нанна, — пожаловалась она. — Скажи ему, что он не должен, он не может оставить меня здесь одну!
— Но ты останешься с Нанной, — продолжал увещевать ее Малколм. — Можешь пригласить в гости кого-нибудь из подруг. Мне не хочется казаться эгоистом, но твое поведение, Флоренс, неразумно.
— Он не должен уезжать, Нанна, ведь верно? — Флоренс упорно искала помощи у Нанны.
— На вашем месте, сэр, я не уезжала бы, если это возможно, — наконец медленно произнесла та.
Вмешательство горничной и ее защита Флоренс, которая вела себя как капризный ребенок, не на шутку рассердили Малколма.
— Мне очень жаль, — холодно сказал он, подчеркнуто обращаясь только к одной Флоренс, — но боюсь, мне следует относиться с достаточным уважением к просьбам моего дяди. Пригласи любого, кого хочешь, погостить у тебя, а я постараюсь вернуться как можно скорее.
Он покинул комнату и не видел Флоренс, когда уходил в министерство.
Занятость на работе несколько погасила его раздражение и гнев. А когда он, возвращаясь вечером домой, шел через Сент-Джеймс-парк, то уже корил и осуждал себя за ненужную резкость и, возможно, даже эгоизм.