— Я вспоминаю этот инцидент, — добавил Бертрам. — Действительно, трагедия. Совсем забыл о ней.
— И не случайно. Железная машина леди Мелоди, именуемая агентством по связям с общественностью, сделала все, чтобы мы забыли.
— Думаете, Она действительно была ее матерью?
— Да. И совершенно зря леди Мелоди повела себя так. Ей следовало признать эту женщину своей дочерью, и люди поняли бы и простили.
— Печально, — заметил Бертрам.
— Не могли бы мы спрятать наши носовые платочки и вернуться в реальный мир? — спросил Оуэн.
Ноги Мики, вернее Майкла, были еще более свинцово-тяжелыми, чем характер, поскольку он с такой силой надавил на тормоза, что из-под колес машины полетели фонтаны гравия, со звоном отскакивавшего от железных ворот Карстерз-Мэнор. Мы приехали на десять минут раньше назначенного времени.
— Эй, — завопил Оуэн, опуская перегородку. — Полегче, парень! Если сдерешь краску с машины — ремонт за твой счет.
— Простите, — промямлил Майкл и уже медленнее повел машину по обсаженной деревьями аллее к видневшемуся впереди особняку, который успел за несколько веков превратиться из почти заброшенного охотничьего домика в величественную груду песчаника посреди обширного парка. Дождь прекратился, и небо постепенно очищалось. Солнце пробивалось сквозь полог голых веток.
— Вот что мы сделаем, Бертрам. Вместе подойдем к леди Мелоди, и вы расскажете, как собираетесь добыть для нее четыреста миллионов. Потом по моему знаку удалитесь, и я обсужу с ней комиссионные. Начну с восьми с половиной и посмотрю, как она отреагирует.
— Поосторожнее, Оуэн, — предупредил Бертрам. — Она очень хитра и решительна. И никогда не выкладывает всех карт на стол. Именно эту цифру ей скорее всего уже предлагали остальные. Если она почувствует, что вы пытаетесь ею манипулировать, очутитесь за дверью еще до того, как остынет ваш чай. Не играйте с ней в игры, бойтесь недооценить и не позволяйте выгнать нас из-за жалкой половины процента. Нам нужно получить это поместье. Начните с восьми.
— О'кей. Восемь. Кик, держитесь поближе к машине на случай непредвиденных обстоятельств. Учтите, я не хочу, чтобы нам помешали.
— Да, сэр.
Двери, выкрашенные красной эмалью, открылись.
— О'кей, — повторил Оуэн и хрустнул пальцами. — Занавес.
Господи Боже.
Бертрам выглянул в окно, сделав вид, что не услышал.
Я вонзила в бедро Оуэна кончик авторучки, пробормотав:
— Слушайте, вы никогда и ни за что не станете хрустеть пальцами. Ясно?
Дождавшись, пока Бертрам выйдет из машины, я положила руку на плечо Оуэна.
— Сэр?
— Что еще? — угрюмо буркнул он.