Несмотря на внесенные леди Мелоди женственные штрихи в виде трех золотых арф, ситцевой обивки мебели и самой большой в мире личной коллекции Рубенса, помещение оставалось слишком большим, слишком холодным и слишком плохо подходящим к жизни в двадцать первом веке. И служило только для прохода в столовую — жизнерадостное уютное добавление восемнадцатого века с окнами в мелкий переплет, сверкающими горами серебра и библиотекой напротив, где за закрытыми дверями проходили совещания. И везде тихо, если не считать телефонного звонка, на который тут же ответили.
Я посмотрела на часы и скользнула в тесную пещерку под лестницей в полной уверенности, что цель моих поисков находится за одной из трех тяжелых дубовых дверей, представляющих настоящие шедевры резьбы по дереву семнадцатого века. За первой оказалась кладовая, набитая пальто и резиновыми сапогами. Вторая, над которой пришлось потрудиться, таила за собой винтовую лестницу, возможно, одну из шести или семи, предназначенных для слуг. Здесь пахло плесенью и сырой штукатуркой, словно лестницей не пользовались много веков. Я переступила порог и закрыла за собой дверь. И оказалась в полном мраке. Ни лучика света. Я обычно ношу в кармане крошечный фонарик: никогда не знаешь, что может понадобиться в следующую минуту, и, кроме того, мне частенько приходится вставлять по ночам ключ в скважину. Или взламывать неподатливый сейф.
Я стала осторожно подниматься по лестнице. Стена под моими пальцами казалась ледяной и влажной, тишина стояла могильная. Даже с фонариком я не видела ничего дальше следующей ступеньки, но наконец маленькая лужица света из-под двери легла на площадку второго этажа. Я прислонилась к стене, стараясь отдышаться, хотя была почти пьяна от возбуждения, а сердце билось так сильно, что, кроме его стука, я ничего не слышала. Мне не стоило этого делать. Лучше бы пойти на кухню и спросить, где дамская комната, но мысль о посещении спальни леди Мелоди притягивала магнитом.
Благодаря бесчисленным статьям я знаю о ней все, что можно. Свои романы она пишет исключительно в постели, облокотившись на груды отделанных кружевом валиков и подушек. Я видела сотни ее снимков в журналах и газетах и читала, как каждое утро перед работой она причесывается, накладывает макияж и надевает драгоценности из своей обширной коллекции, выбирая их в соответствии с характером очередной героини. Восседает в постели, отягощенная украшениями, в нарядной стеганой ночной кофточке (согласно статье в «Уименс ревю», у нее почти тысяча ночных кофточек) и пишет ручкой на специальной дощечке.