Вскоре родился и второй ребенок. Билл работал на складе, и значит, они не могли позволить себе собственное жилье, поэтому прожили с его родителями еще четыре года.
— Сначала он был просто чудо, Карли, такой любящий, заботливый. Я очень его любила. Меня даже не волновало, что пришлось на время отказаться от карьеры.
— А потом что произошло?
— В том-то и дело — я не знаю. Почему-то он стал все более угрюмым, постоянно срывался на меня, критиковал все, что я ни делала. Как бы я ни старалась ему угодить, он был всем недоволен.
По ее щеке катится крупная слеза и падает в кофе.
— Потом он совсем с катушек сошел. Он и раньше меня ревновал… — Ее лицо полно горечи. — И мне это даже нравилось, потому что мне казалось, что он меня любит. Но ревность превратилась в абсолютную манию. Он мрачнел, когда я разговаривала с друзьями или если выходила из дому одна. Кейт пару раз звонила, но все было безнадежно: он подслушивал разговоры, а потом часами ходил насупившись. Он был уверен, что мы плетем против него заговор. Сказал, Что, если я его люблю — значит, мне больше никто не должен быть нужен. В конце концов мне было проще подчиниться.
— Мне так жаль, Сара. Мы должны были как-то помочь.
Где были мы, когда Сара в нас нуждалась? Полностью погружены в наши маленькие, незначительные драмы.
Она покачала головой:
— Стало бы только хуже. Мои родные пытались вмешаться, но я в конце концов попросила их оставить нас в покое. Все что угодно, лишь бы жить спокойной жизнью. Я не хотела, чтобы дети видели постоянные ссоры, поэтому сделала бы что угодно, чтобы сохранить мир.
У меня кровь закипает. Ну и ублюдок!
— Потом он совсем потерял самоконтроль. Приходил в ярость, когда я опаздывала или если видел, как я разговариваю с другим мужчиной, каким бы невинным ни был разговор. Теперь, вспоминая то время, я сама не могу поверить, что мирилась с этим, Карли. И понимаю, как выгляжу со стороны. Я была просто тряпкой.
— Каждый по себе судит, Сара. Как знать, как бы мы поступили в такой же ситуации? — отвечаю я, цитируя фразу моей бабушки: она всегда укоряла меня, застав за перемыванием чужих косточек.
Правда, эти укоры не оказывали на меня продолжительного воздействия, так как трепалка из меня выросла еще та, но по крайней мере я запомнила ее слова. Тут я вынуждена спросить об очевидном.
— Почему ты не ушла? — Я так крепко сжимаю ее руку, что она синеет.
— Как я могла? У меня было двое детей, денег не было, дома тоже, да и работы. Тупиковая ситуация.
— Почему ты нам не сказала, Сара? Мы бы помогли. Мы бы что угодно сделали.