— А мы сегодня не при параде, — нашлась Катастрофа. — Короны оставили дома.
— Вот и нашлось, похоже, объясненье, — кивнула Анна, явно не поверив ни единому словечку. — Вдругорядь как придете, их наденьте, я полюбуюсь всласть — и вам в своей короне непременно я предстану.
Хатауэй махнул на нее рукой, будто желая сказать «брысь».
— Но, батюшка, кто будет наливать гостям вино, коль гоните меня вы? — умоляюще спросила Анна.
Хатауэй строго покачал головой.
Анна затопала прочь из кабинета, с сожалением оглядываясь через плечо.
— Слушается! — пораженно воскликнула Катастрофа.
— Порою да, порою непокорна, — уточнил Хатауэй. — Я полагаю, не хотела дочка пред вами здесь капризы разводить. Садитесь, угощайтесь, вот вино.
Говард придвинул к столу тяжеленный деревянный стул и уселся.
— Как ее зовут на самом деле — ведь не Анна Хатауэй?
— Нет, здесь я называюсь Манипенни, и Анна Манипенни имя ей, — ответил Хатауэй.
— Манипенни? Это же мамина прежняя фамилия, ну, до свадьбы! — возмутилась Катастрофа, вообразив, будто Хатауэй украл мамину фамилию.
У Говарда голова вновь пошла кругом. Вот почему он поначалу подумал, что Бесс — актриса, наряженная в старинное платье! Потому что Бесс была вылитая мама!
Хатауэй рассмеялся и налил в кружки вино.
— Да, помню, девичью фамилию такую носила ваша мама Катриона, так значится она в моих архивах, и это тоже неспроста сошлось. — Хатауэй придвинул им кружки, а сам повернулся к книжным полкам. — Мы с пряностями подаем вино.
Отведайте, а я покуда сверюсь с бумагами, мне кое-что неясно.
— Много не пей! — строгим шепотом предупредил Говард сестру, как только Хатауэй отвернулся.
Он помнил, что учинила Катастрофа в прошлое Рождество, когда добралась до папиного виски.
Но опасения его были напрасны: Катастрофа едва попробовала вино и тут же изобразила, что ее сейчас вырвет. Пряности она терпеть не могла. Пока Хатауэй доставал и выкладывал на стол массивный том, переплетенный в светло-серую выцветшую кожу, Катастрофа плевалась и отчаянно корчила рожи, разрываясь между негодованием в адрес Говарда, отвращением и горькой обидой: вино оказалось невкусное, виноват в этом, конечно же, Говард, а Катастрофе так хотелось, чтобы вино ей понравилось!
— Как жаль! Вино вам не пришлось по вкусу? — воскликнул Хатауэй. — А мы здесь пьем его, иль сидр, иль пиво, поскольку очень нечиста водица. Попробуйте пирожного, голубка.
Но и пирожные, вернее, пирожки Катастрофе не понравились — слишком сухие, да еще с какими-то семечками внутри. Говард и сам был от них не в восторге. Хатауэй, листая книгу, отодвинул от Катастрофы кружку с вином и подтолкнул к ней блюдо с пирожками, но другим боком.