- Хотел бы я взглянуть на ваш пергамент поближе. – Начальник караула пытался выиграть время.
Человечек в чёрном судейском камзоле, спрятав первый свиток в складках широкого плаща, достал оттуда другой, подошёл ближе и сунул послание короля в окно сержанту. Тот узнал размашистую, неровную подпись Филиппа IV.[117]
Неторопливо шевеля губами, сержант медленно, испытывая терпение непрошеных гостей, прочитал содержимое пергамента, почесал затылок под старым потрёпанным суконным подшлемником и стал открывать не ворота, как надеялись посланцы короля, а калитку. Загораживая половину прохода, он отступил в сторону, пропуская первым человека в чёрном.
Следующим в дверь протиснулся латник. Оттеснив плечом сержанта, он правой рукой схватил висящий у тамплиера на поясе короткий меч. Не давая опомниться, стал теснить храмовника к каменной арке ворот. Но застать врасплох опытного бойца ему не удалось. Куда только делась деревенская неуклюжесть и сонное выражение лица монаха?! Сержант с неожиданной силой рванул своё оружие из руки напавшего, выхватил лезвие из ножен и приставил меч острой, хорошо заточенной кромкой к незащищённому горлу солдата.
- Опустите оружие! - громкий голос Великого Магистра Жака де Моле заставил всех остановиться. - Господь не простит вам пролития крови в монашеской обители! Оставьте в покое слуг короля!
- Месье, идите за мной, - обратился тамплиер к судейским.
Он развернулся на каблуках, повёл плечом, поправляя тонкий шерстяной плащ и пошёл через двор к жилым помещениям замка.
Сержант вложил меч в ножны, дал знак охране на башне быть наготове и пошёл за чиновниками, замыкая процессию.
Накануне Капитул Ордена как раз обсуждал положение дел. Казалось бы, ещё вчера ничто не предвещало тоскливых и сумрачных дней ожидания и тревог. Жак де Моле хорошо помнил солнечный день 1306 года, когда колонна рыцарей в сопровождении оруженосцев, лучников, служителей и сержантов впереди длинного обоза въезжала в Париж. Он помнил крики восторга, горевшие огнём фанатизма и поклонения глаза горожан, завистливые взгляды стражи у ворот города, провожавшие огромный обоз с трофеями тамплиеров. Он помнил жадные руки толпы, желавшей прикоснуться к кожаным мешкам с серебром, к огромным сундукам, окованным железом. Он помнил, как с торжественным скрипом закрывались за шествием ворота одной из семи башен Тампля.
«Отныне и до века веков этому замку, не уступающему по размерам и величественной мощи Лувру, предназначено быть резиденцией и штаб-квартирой рыцарям Храма», – думал тогда Магистр. Как же он ошибался…