Лермонтов вздохнул.
— А моя родина пахнет по-другому.
Каждый подумал о своем, оба рассмеялись.
Неожиданно князь сказал:
— Я вчера видел, как на вас глядела Майко. Будьте осторожны.
Лермонтов удивился.
— Осторожен? Почему?
— У нее в роду были чернокнижники. Если она захочет приворожить, вы потом навек потеряете разум и покой.
— Дато говорил мне, что Майко ему нравится.
— Да, я знаю. Они состояли в переписке, но она к нему питает только дружеские чувства. — Князь чуть помедлил. — И потом для Дато я наметил иную партию — внучку царя Георгия Тринадцатого, светлейшую княжну Анну Ильиничну.
— О, неплохо! А Дато знает?
— Знает, но пока сопротивляется. Он, видите ли, влюблен в Майко! Да мало ли в кого мы влюбляемся в юности. Надо смотреть на вещи реально.
— Сердцу не прикажешь.
— Сердцу — да, но уму можно. И жениться надо не столько по сердцу, сколько по уму. Как у вас говорят в России: по расчету.
— Вы женились на мадам Саломее тоже по расчету?
Князь расхохотался.
— В этом смысле мне повезло: и расчет, и чувства совпали.
Всадники повернули обратно. Лермонтов задумчиво спросил:
— Получается, если Майко выйдет за другого, то вопрос о Дато повернется в нужном для вас направлении.
— Да. — Чавчавадзе похлопал коня по шее. — Но не стройте иллюзий, мон шер ами[23]. Родичи Майко не дадут согласия на ваш брак.
Лермонтов вспыхнул.
— Я не понимаю, отчего? Вы же дали согласие на брак вашей дочери с Грибоедовым!
Князь пожал плечами.
— Ну, во-первых, пророссийские настроения десять лет назад были в Грузии намного сильнее. Во-вторых, Грибоедов был сановником высокого ранга — действующим министром. В-третьих, Нино умоляла меня об этом… — Он сделал паузу. — Вы не обижайтесь, Михаил Юрьевич, с вами по-другому…
— Можно обвенчаться и без согласия родичей!
Александр Гарсеванович хмыкнул.
— Можно, но не советую. Здешние законы суровы. Избежать последствий вам удастся, только скрывшись с ней в России. Но такой исход чреват для вас обвинением в дезертирстве.
— Меня, должно быть, скоро переведут в Петербург.
— Когда переведут — поразмыслите об этом отдельно.
Весь дальнейший путь до усадьбы Лермонтов молчал. Князь рассказывал о своей службе при Барклае-де-Толли, анекдоты о войне 1812 года, но он не слушал. Повторял про себя: «Вот назло, назло украду Майко и женюсь на ней. Не боюсь я ни Дато, ни князя, ни ее родных. Всем утру нос! Навек запомните, кто такой Маешка. Я для вас, видите ли, не знатен и не богат. Зато она влюблена в меня. Этого достаточно».
В усадьбе всадники поблагодарили друг друга за компанию. Чавчавадзе пошел отдохнуть до обеда, а Лермонтова встретили внизу Нино и Като. Младшая подошла с большой красивой тетрадью в золотом переплете.