— Я совершила ошибку? — спросила она. — Может быть, мне стоило отказаться от половины своей жизни? Но все равно я не знаю, спасло ли бы это Марка.
— Такие рассуждения бессмысленны, — снова начал уговаривать ее отец. Он сложил свои красивые руки на коленях и, рассматривая их, принялся рассуждать вслух: — Если по какой-нибудь причине ты откажешься от части своей жизни, — говорил он тихо, но ясно, — ты станешь совершенно иным существом. Ты не только станешь всего лишь половинкой того, чем могла быть, эта жертва тебя искалечит и деформирует, сделает озлобленным, пустым существом. — Мгновение он ждал, а затем продолжил: — Твой дедушка жил только своей музыкой. Он был талантливым человеком, а его жена и дети голодали. И я дал себе клятву, что к своей жене не буду относиться так, как он относился к моей матери. Твоя мать была красивой девушкой, когда мы поженились. Тогда мне было двадцать два, и я дал обет заботиться о ней. А так как она была озабочена тем, что у нас не было регулярного дохода, я занялся преподаванием, вместо того, чтобы довериться своей судьбе писателя. У меня впечатление, что в конечном итоге я сделал ей хуже, чем мой отец моей матери. Я не являюсь приятным спутником жизни, может даже, я отвратительный муж и не менее отвратительный человек.
Она не ответила. Что получилось бы из нее, если бы она осталась в их маленьком домике и в качестве Сюзан Гейлорд убивала бы час за часом, день за днем?
— Люди не видят того, — продолжил отец и развел руки, — что для них не важно. Это то, что мы все делаем. Мир прекрасно обойдется без одного музыкального произведения или стихотворения и без таких, как мы с тобой, у которых есть потребность творить. Это важно только для нас. — Минуту он помолчал, перебирая пальцами. — Я советую тебе только одно: откажись от той своей жизни, если только можешь. Если ты сможешь это сделать, значит, ты в состоянии без этого жить, и все снова будет очень просто. Люди будут понимать тебя и больше любить, если ты не будешь отличаться от них. Боже, как же люди ненавидят тех, у кого голова выше, чем у них! Они будут спихивать тебя вниз, топтать ногами и при случае отсекут тебе голову.
Он замолчал, а она сидела и смотрела на его нежные, изящные руки. Она ничего не говорила, но, помимо своих мыслей, снова и снова слышала его слова. Теперь она не знала, что, собственно говоря, надо делать и как быть. До сих пор она жила совершенно естественно и бессознательно, словно дитя, жила каждым кусочком своего существа. И именно такую ее любил Марк. Она знала только это и ничего более.