Она сидела на верхней ступеньке своего крылечка, крепко обняв колени, пристально уставившись на сад и ничего в нем не видя. Она уже забыла о Люсиль. Она вспоминала ребенка, чувствовала его, впитывала его существо во всей его безмерности. Ей страстно хотелось слиться с ним глубоко и безрассудно, она так хорошо понимала это нетерпеливое, сладкое, смутное, единственное желание, которым она не смогла бы поделиться ни с кем. Она встала, медленно поднялась наверх в мансарду и начала замешивать свежую глину. Она решила вылепить новорожденного младенца, из мельчайших незавершенных черт которого струилось огромное необъяснимое беспомощное терпение.
Пол уходил у нее из-под ног, а крыша мансарды над головой растворилась. Она никого и ничего не помнила. Все прошлые месяцы, многие годы ее собственной жизни пропали даром. Она стояла и лепила ребенка из глины, которая приобретала форму его жизни. Она принимала форму новорожденного существа, его зависимость от матки, все еще прогибающей его спинку, его тянущиеся вверх ножки, его слабые сплетенные ручки. Только голова была большой и свободной, она была немного приподнята и выглядывала в незнакомую жизнь с потрясающим смирением. Закончив, она посмотрела на свое творение немного испуганно. Она не знала и не понимала того, что сделала. Она боялась этого повернутого к ней лица, которое спрашивало: «Зачем я родился?»
— Не знаю, — вслух ответила она. Ее голос гулко отозвался в пустом помещении, и внезапно она ощутила сумрак вокруг себя. Она выглянула в окно и там, за лесом, увидела мрачный закат, очень красный…
«Я проработала весь день, — подумала она, снимая свой рабочий халат и приглаживая волосы. Затем она вспомнила: — Марк же вернется домой!» Марк! Она совсем не думала о нем, но сейчас, подумав о нем, она снова ощутила пол под своими ногами и крышу над головой. Больше она не смотрела на то, что сделала. Она стремительно помчалась вниз.
* * *
В спешке готовя Марку еду, она чувствовала, что ее долгое время как бы не было. Наверху, в мансарде, осталось то, что она сделала. Оно находилось там, часть ее самой, но все же отдельная от нее. Она чувствовала возбуждение, одиночество и даже радость. Внезапно ей страшно захотелось увидеть Марка, она соскучилась по прикосновению его рук, его губ; ей захотелось, чтобы он был здесь, решительный и искренний, здесь, в доме, потому что она так долго была далека от него. Она чуть ли не порхала, готовясь к встрече с ним. И вот, когда наконец он пришел и она услышала его громкий, полный нежности и страсти зов: «Сю! Где ты?» — она подбежала к нему и кинулась ему в объятья, крепко сжав его в своих.