Но когда Джон подрос, он стал ближе к Марку, чем к ней. Весь день она ухаживала за ним, заботилась о нем, но он никогда не шел к ней на руки, хотя к Марку шел. Теперь Марк, возвращаясь домой, не шел искать Сюзан, как делал это всегда. Он направлялся прямо в детскую, и иногда только по его смеху, раздававшемуся оттуда, она узнавала, что Марк пришел домой. Было что-то теплое и близкое между ними, и часто, слыша их смех, она не входила к ним, а отправлялась на кухню. В такие минуты она делала паузу в работе, выглядывала из окна, и стены кухни исчезали, ей казалось, что она бредет через тот лес. Она стала более одинокой, чем до рождения Джона. У нее было такое чувство, как будто она что-то уже закончила, но еще ничего не начала. Дни шли в рутине работы для рук, а ее мозг ждал.
— Я совсем забросила своих друзей, — сказала она однажды вечером за столом. — Я чувствую, что устранилась от общества. Я собираюсь устроить прием, Марк.
— Превосходно, — сказал он. — Ты уже сто лет ни с кем не встречалась. Ты уверена, что справишься?
— У меня больше сил, чем когда-либо, — ответила она.
Это было истинной правдой: в ней была неугомонная энергия, не растраченная даже с рождением Джона. Ее мать говорила печально: «Не переусердствуй, Сюзан. Настало время тебе помочь».
«О, Джон такой славный, он почти не отнимает времени», — говорила Сюзан нетерпеливо.
А однажды зашел ее отец. Она услышала, как его трость стучит по полу холла, и когда она вышла, он стоял там в шапке, сползшей на одно ухо.
— Продал поэму, — сказал он. — Я получил за нее двадцать долларов. Твоя мать говорит, что ты слишком много работаешь. — Он шарил в кармане.
— О, Боже, — воскликнула Сюзан, — разве я выгляжу переутомленной? Я чувствую, что не делаю и половины того, на что способна. Посмотри на меня!
Он посмотрел на нее и усмехнулся:
— Ты выглядишь почти такой же переутомленной, как статуя Свободы, — сказал он. — Хорошо, тогда почему ты не приходишь поиграть для меня?
— Из-за Джона, — ответила она.
— Возьми его с собой, — сказал он. — Почему бы и нет? Это принесет ему пользу. Пусть послушает музыку.
— Хорошо, — согласилась она, помедлив. — Возможность послушать музыку пойдет ему на пользу.
И она взяла Джона с собой. Отец устроил ему в детской кроватке гнездышко из подушек.
— Пока он тут, ты можешь забыть о нем, — сказал он. — Отдайся музыке.
И, погрузившись в музыку, она забыла о сыне. Но музыка только усилила в ней безысходное одиночество. «Наверное, я нуждаюсь в людях, — думала она. Надо устроить вечеринку».
— У тебя все в порядке? — спросил внезапно отец, когда она закрыла пианино. — Счастлива, и все такое…