— Плохие у меня новости для тебя, Евдокия, — наконец прошамкала она почти беззубой своей пастью. — Считай, нет у тебя больше дочери.
Дуська, похоже, чего-то подобного уже ждала, но всё равно ноги у неё подкосились, и не будь за спиной лавки, уселась бы она прямо на пол. Обычно горящие жизнью глаза сразу потухли, да и сама Евдокия как-то опала, словно меньше стала.
— Объясни, — тихо попросила она через пару минут.
Акулина только пожевала беззубыми дёснами.
— Чего тут объяснять, сглазили девку твою. Чёрта в нутро подсадили, — бабка только покряхтела. — Эх, знать бы, кто тот паскудник, что это учудил… А дочке твоей осталось от силы дня три, тут даже я помочь не сумею. Если б сразу, да и то навряд ли, — разная сила у нас. Так что, Дуся, ты уж меня извини, но помочь тебе никто не сможет, как и Ленке твоей, маленькая она ещё, слабая. Я бы и рада, но… Гроб готовь.
Дуська цветом лица вровень со своей дочкой умирающей стала. И снова огоньки в её глазах зажглись. Только не такие тёплые, как при встрече с Трофимом, а прямо-таки огненные и в то же время ледяные. Словно решила она для себя всё.
— Найти эту тварь ты можешь? — каким-то чужим, бесцветным голосом поинтересовалась она.
Вот тут-то и мне страшно стало не на шутку. Если бы смерть говорить могла, именно таким бы голоском она бы и общалась. А Дуська тогда уж очень на смерть похожа была.
Акулина же смерила её слезящимся взглядом и уважительно кивнула:
— Ну, это как раз дело-то нехитрое. Только ты сама его и найдёшь. Пакостник этот, что дочку твою со света свёл, первым объявится. Правило у них такое, — Акулина снова пошамкала беззубым ртом. — Не может он чёрта своего оставить, ему потом самому жизни не будет. Поэтому сделай вот что. Когда, — бабка искоса глянула на кровать с лежащей в забытьи Ленкой, — это случится, ты сразу никому не говори. Бабок-плакальщиц и вообще кого-то ещё не зови. Ирод этот сам к тебе первый заявится без приглашения.
— Теперь слушай меня внимательно, — бабка насупилась и принялась нервно копаться в своих неисчислимых юбках, после чего наконец выудила откуда-то снизу маленький белый свёрток. — Тут игла заговорённая. Как знала, с собой захватила. Воткнёшь её в притолоку после того, как гадёныш этот к тебе в дом войдёт. Это его к месту, где он сядет, привяжет, не сможет он ни встать, ни отойти. Тут уж сама решай и действуй. Если духу не хватит, отпусти его, только мне потом скажи — не люблю я, когда в моих местах пакость такая творится. Только, — бабка усмехнулась, — у тебя хватит, я вижу. Потьминых-то я, почитай, не первый век знаю…