— Ветреной ей легче всего будет прикинуться, — пошутил Серга, — потому что она впрямь-таки с ветерком в голове…
Острая на язык, с грубоватыми манерами и в то же время с умением козырнуть той культурностью, какую Сережка называл «нахватанной», Королькова имела, кажется, все данные, чтобы обвести вокруг пальца немцев и собачников-полицаев, привяжись они где-нибудь по дороге.
Товарищи не сомневались в ее преданности делу. Медсестра, фронтовичка, раненная в бою, она ненавидела вонючих оккупантов какой-то почти физиологической ненавистью.
Когда Ляля предложила ей эту миссию, Королькова, не колеблясь, дала согласие. Сапига от имени организации написал письмо в штаб партизанского движения и детально проинструктировал Королькову, как и к кому обратиться после перехода через линию фронта.
Некоторое сомнение у Ляли вызвало то, что Галя, как ей казалось, была недостаточно «подкованной» и идейно закаленной. Королькова верила, что наши придут. Но верила не потому, что усматривала в этом какую-то неизбежность, железную закономерность, а просто потому, что ей очень этого хотелось, потому что «немцы сидят уже всем в печенках и будь они прокляты».
Но на Лялины сомнения в отношении Корольковой никто из товарищей не обратил особого внимания. Не было времени для раздумий. Нужно было действовать, и действовать немедленно.
В конце концов, Ляля не настаивала на своем, и Галю решили послать. Это было самой роковой ошибкой молодой подпольной организации. Не оборвись к этому моменту связь с партийным руководством, не погибни в неравном бою с врагами товарищ Куприян — и молодые подпольщики наверняка не совершили бы этой ошибки.
15 солнечный весенний день Ляля провожала Королькову за город. Все время обходя центр, они прошли тихую улицу Розы Люксембург, пересекли Октябрьскую и оказались на глухой Сенной.
В центре города Ляля старалась не появляться. Оккупанты, раздраженные тем, что их призывы к молодежи добровольно ехать в Германию позорно провалились, теперь наглели с каждым днем. Охота за молодежью стала обычной полицейской операцией. Несколько раз устраивались неожиданные облавы на базаре, в Корпусном саду, в кинотеатре во время сеанса. Всех задержанных гнали под конвоем прямо на вокзал. Там на скорую руку пропускали через комиссию, которая плетками выгоняла из толпы явных инвалидов. Здоровых заталкивали в вагоны, наглухо запирая за ними тяжелую дверь. Среды стали теперь черными днями. По средам во всем гебите проводили набор. В эти дни села Полтавщины плакали навзрыд.
Ляля вывела Королькову за город, на Коломацкий шлях. Он уже подсох на солнце и слегка курился, истертый в пыль тысячами босых ног многострадальных горемык. Кажется, теперь все сразу стали бездомными, кажется, вся Украина пустилась в странствия, меряя свою землю босыми ногами, не находя пристанища в этом горьком бесконечном походе.