Майк тоже был разочарован, но сумел взбодрить себя, быстро и жульнически урвав восемь миллионов на операциях с французским франком. Глория потребовала это отметить и теперь собиралась приехать на кенсингтонскую квартиру Майка, чтобы вытащить его на ужин. Достаточно хорошо зная Глорию, Майк дожидался ее в джинсах и твидовой рубашке.
Глория явилась в блестящем красном платье в обтяжку, которое надевала на вечеринку у Майка и Тедди. Ее прямые, обесцвеченные волосы растрепались по спине, руки были оттянуты двумя огромными хозяйственными сумками. Она взгромоздила их на кухонный стол, вытащила оттуда бутылку «Столичной», которую сунула в морозилку, затем две бутылки шампанского, килограммовую упаковку белужьей икры, закуски, лук и два лимона. Майк с интересом смотрел на это от кухонной двери.
— Полагаю, мы никуда не пойдем отмечать?
— Я подумала, что это будет скучно… почему бы не поменять набитый людьми ресторан на пустую квартиру? Я позвонила в местечко с каспийской икрой, о котором ты говорил, но у этих паршивцев нет доставки, поэтому все пришлось тащить самой!
— Ты ждешь знакомых? — Майк уставился на огромную упаковку с икрой.
— Нет, все это нам, дружок.
— Килограмм белужьей икры…
— Да, я люблю круглые числа. Я взяла это по моей карточке «америкен голд» в банке «Стейнберга».
— Кажется, тебе скоро понадобится криптоновая карточка, Глория. И золотой и платиновый кредит ты быстро исчерпаешь.
— Ну, так воздай всему этому должное… и не обращай внимания на мои расходы, милый.
Глория была как дома в квартире Майка. Она точно знала, где найти хрустальные рюмки, сама отыскала пепельницу и прошествовала в гостиную. Когда Майк присоединился к ней, рюмки уже были наполнены водкой, Брюс Спрингстин разрывал динамики, а сама Глория удобно устроилась на белом дамасском диване, перелистывая один из журналов Тедди.
Майк наблюдал за ней, восхищаясь контрастом ее красного платья и желтых волос на фоне чистейшей белизны комнаты. Когда отдыхала Тедди, она лежала свернувшись, как котенок, и подобрав под себя ноги. Глория лежала вытянувшись, короткое платье едва прикрывало ее, одна нога свешивалась с дивана, тонкая загорелая рука покачивала сигаретой, волосы роскошно раскинулись по подлокотнику.
— Иди сюда, Мичинелли, занимай место, и начнем праздновать, — хрипло сказала Глория, поднимая рюмку для тоста и указывая на диван рядом с собой.
Майк почувствовал, как вместе со скользящей по горлу водкой ускользают и его мрачные предчувствия. Ему не нравилось, что Глория управляла событиями, ему не нравилось, что она приняла решение без него, ему не нравилось, что она считала его готовность само собой разумеющейся. Но он любил смотреть на нее. Он любил смотреть, как прищуриваются ее глаза, так не похожие на глаза Тедди — светло-карие, кошачьи, с желтыми искорками, придающими им что-то тигриное. Он любил погружать руки в ее растрепанные светлые волосы, любил чувствовать, как напрягаются ее мускулы, когда он проникал в нее. Он любил хрипоту ее голоса, мягкое рокотание ее акцента. Она была крупной, сильной и опасной. Ее присутствие, ее «Мичинелли», сказанное этим хрипловатым голосом, делало его крупным, сильным и опасным, и это было хорошо. Они повели себя как обычно, когда оставались вдвоем. Глория давала Майку понять, когда была готова, а тот выбирал время, когда прийти к ней. Она была достаточно умна, чтобы оставлять ему конечное решение.