— Наливай! — донёсся до него, будто издалека, голос кошевого, он прервал размышления, наполнил стопку, опрокинул её в рот после команды: «Будьмо!» и срочно стал грызть луковицу боковыми зубами (передние повыбивали после его проделок). Плохо пошла, не соколом, а колом.
«Так про що ж я думав? Про щось важлыве… О! Про опьянение я думав. Мене будто хто зачаровав, выпьешь зовсим чуток, считай ничого и брык пид стол. Но друзяки-колдуны говорят, что не зачарованный. Значить що? Значить… значить… святость клята виновата! От як прызначили мене святым, так и пропало мое вминня питы. И як теперь от цией биды збутыся?»
Друзья, Васюринский и Пересериднипро, не замечая отстранённости Срачкороба, продолжали болтовню, перешедшую почему-то с оружия на баб и их неспособность понять настоящего казака, в чём у них расхождений не проявилось. Зато в отношении «правильной» женской фигуры возник спор.
— Главное у бабы сиськи! — горячился Иван, одновременно отводя от себя полусогнутые руки, будто держал две большие тыквы. Пожалуй, даже очень большие. С вилкой в руке (увлёкшись разговором, куренной забыл положить новомодный столовый прибор на стол, хоть немалый шмат сала уже покоился в его брюхе), он, наверное, такую тяжесть и не удержал бы.
— Ни! Головне — це срака! — твёрдо стоял на своём Фёдор, также сопровождая слова жестом — выводя руками окружность не менее метра в диаметре. Глаза раскрасневшегося уже от выпивки казака при этом масляно блеснули.
Юхима всегда животрепещущая для мужчин тема женских прелестей на данный момент не интересовала. Он прилагал титанические усилия, пытаясь сообразить, как ему избавиться от великой беды — быстрого опьянения.
Однако ничего неистощимые на проказы и шутки мозги ему не подсказали. Вместо прямого ответа на чётко заданный вопрос они ему карусель вздумали казать — завертев всё вокруг. Казак ухватился покрепче за стол, пытаясь остановить это безобразие, но проклятое кружение прекращаться не пожелало. Мужественно переждав головокружение, он, наморщив лоб и таращась в неведомую даль, сосредоточил все усилия на решении жизненно важной задачи, ведь если так и дальше будет продолжаться, то сама жизнь потеряет для него смысл. Что это за жизнь, если не можешь посидеть за чаркой с добрыми друзьями? А какой смысл и садиться-то, если, толком не начав гулянку, сползёшь под стол?
От натуги даже вспотел и чуть воздух не испортил, но ничего придумать не смог. Правда, головокружение прошло и слух, вроде бы, восстановился — голоса друзей, на некоторое время стал слышать куда лучше. Впрочем, вслушиваться в них Юхим не стал, решил посоветоваться. Не успел. Во дворе заливисто зашёлся лаем местный кабысдох, мелкий, тощий и невероятно блохастый. По случаю постоя в хате чужих, он сидел на прочной ременной привязи и на появление новых людей во дворе реагировал особенно зло.