Джилл обхватила его лицо ладонями.
— Похоже, он очень несчастный человек. Мне кажется…
— Только не надо его жалеть. Он этого не заслуживает.
Она гладила его лицо, стараясь успокоить его. Такой гордый, такой упрямый! И он потерял столько времени, — времени, которого уже не вернешь.
— Я жалею не его. Я жалею маленького мальчика, который его очень любил.
Джек ответил ей не сразу.
— Если я его когда-то и любил, то это было настолько давно, что уже забылось.
Джилл продолжала на него смотреть, испытывая страшное волнение. Она вдруг поняла, что Джек открылся ей. Впервые он поделился с ней своими самыми тайными чувствами, частичкой своего сердца. Впервые она хотя бы отчасти поняла, что сделало Джека таким, какой он есть.
Она его любит.
Сознание этого факта окрепло в ее душе. Господи, она его любит! По-прежнему. Несмотря на все, что случилось в прошлом, несмотря на то, что узнала сегодня. Она его любит.
В ней поднялся страх — леденящий душу, лишающий сил. Она стремительно отвернулась. Джек верил в нее, в ее талант. Он ей доверяет, он на нее полагается, она ему симпатична. Но он никогда ее не любил. Что ей делать? Как уберечь себя от боли?
Джилл пыталась найти какие-то слова, сделать что-то, что изменит ее чувства. И в то же время она была уверена, что их ничем не изменить. Если их не изменили эти пять лет и масса горьких сожалений, то что могут сделать какие-то слова?
Питер был прав. Она никогда не переставала любить Джека.
Джилл прижала руку к горлу — и тут же уронила ее.
— Мне надо… проверить индейку. Извини.
Она стремительно бросилась обратно в кухню. Оказавшись там, Джилл остановилась у плиты, растерянно на нее уставившись.
Она прижала руки к пылающим щекам. Что она делает? О чем думает? Она не должна его любить!
Джилл пребывала в полной растерянности. Своих чувств ей не изменить, слишком поздно. Слишком поздно…
— Джилли? — Она услышала, как Джек вошел в кухню и закрыл за собой дверь. — С тобой все в порядке?
Она не повернулась. Не откликнулась. Просто не могла. Она зажмурилась. Господи, что же ей теперь делать?
Он пересек комнату и остановился у нее за спиной. Легко прикоснувшись к ее волосам, он спросил:
— Тебя расстроили мои слова? Я… причинил тебе боль?
Он причинил ей боль — сильную. В прошлом.
Но в прошлом он никогда не открывал ей душу. Он никогда не делился своими воспоминаниями, своими чувствами. Сегодня все было иначе.
Эта истина вдохнула в нее искру надежды. Если он перед ней открылся — значит, есть надежда. Надежда, что он ее полюбит, надежда, что у них есть общее будущее. Слабая — но все-таки надежда. В ней вспыхнула радость, прогнавшая страх, оттеснившая неуверенность.