Но завтрак закончился спокойно.
После завтрака Игнат Александрович прошел в кабинет и сел за стол. Курить ему не хотелось, хотя сигареты со стола он не убрал.
Наташа, торопясь в институт, крикнула ему через дверь:
— До свиданья, отец!
Миша прошмыгнул коридором бесшумно и молча.
Игнат Александрович сидел за столом и удивлялся, что ему совсем не хочется курить и что никакого усилия воли от него вовсе не требовалось.
Так прошел день. Прошло два дня. Три. С каждым новым приемом никобревина нарастало ощущение, что он обкурился, обкурился так, словно только что сжег подряд целую пачку сигарет. Ему даже смотреть на них не хотелось.
По вечерам, возвращаясь с занятий, Наташа шепотом спрашивала мать:
— Не курит?
— Не курит! — так же шепотом отвечала мать.
— Сидит?
— Опять весь день сидел.
Семья ликовала: батько перестал курить! И не заметно, чтобы нервничал, страдал. Сидит по целому дню за столом, значит, работает.
Ежедневно звонил Юрий Семенович, он спрашивал коротко:
— Курит?
— Не курит! — отвечали ему, захлебываясь от восторга, то Ольга Сергеевна, то Наташа. Так отвечают на звонки врача о состоянии больного, приговоренного к смерти, но неожиданно начавшего поправляться: «Ему лучше! Он выздоравливает! Он уже ходит!»
Дыму в квартире не было, хотя запах табака еще не выветрился. Табаком пахло от книг, от одежды, от постелей, от ковров, даже от стен, — пахло кисло, прогоркло, вонюче. Но стоило открыть форточку, и этот смрад надолго улетучивался. Казалось, еще немного — и он исчезнет совсем, навсегда. Все было удивительно!
Но самое, пожалуй, удивительное, что Игнат Александрович ни слова не сказал сыну о своем горестном открытии. Ни упрека, ни намека — ничего. И Миша, трепетавший вначале при каждой встрече с ним, постепенно перестал робеть, перестал ходить по квартире на цыпочках.
Больше всех ликовал, кажется, сам Игнат Александрович. В самодовольстве своем он даже стал немного походить на Юрия Семеновича.
Незадолго до праздника, получив стипендию, Наташа принесла отцу эспандер в четыре толстых прорезиненных шнура. Игнат Александрович тут же проделал несколько упражнений, растягивая резину во весь размах рук — прямо перед собой, за спиной и над головой.
— К батьке возвращается молодость! — сказала Ольга Сергеевна.
А Наташа достала еще из портфеля тяжелый продолговатый сверток и торжественно вручила его отцу:
— Это тебе к празднику, папа. Мое поздравление с твоей победой. Заграница!
— Что ты говоришь о моей победе? Хочешь, чтобы и у меня глаза стали маленькими, чтобы и я раздобрел? — засмеялся Игнат Александрович.