— Алекса!
Она улыбнулась как можно радостнее. Ей не хотелось больше об этом говорить. Это разбивало ей сердце.
— А у тебя как дела? Ты все-таки пошла на курсы рукоделия?
— Господи, да! — Ева рассмеялась. — Мы с Барбарой нашили столько одеял, что хватит на целый мотель. Когда приедешь…
* * *
Вид с сорок второго этажа в этот дождливый июньский день навевал тоску. Справа высилась башня Спейс-Нидл,[20] ее черно-белый диск буквально завис в скучном сером небе.
Джуд стояла у окна, рассматривая свое отражение в стекле. Она старалась казаться спокойной, но у нее это плохо получалось. Ее трясло, словно она выпила десять чашек кофе на голодный желудок. Паника затаилась где-то совсем рядом, Джуд чувствовала, как та подкрадывается, выжидает тенью в уголке, когда бы наброситься. Но она не понимала источника своего страха. Она просто знала, что боится, а началось это с тех пор, как они прочли письмо Лекси.
— Я горжусь вами, Джуд, — произнесла доктор Блум своим необычным ровным голосом. — Нужно много мужества, чтобы снова встретиться лицом к лицу с Лекси.
— Я не встречалась с ней лицом к лицу. По правде говоря, я старалась даже не смотреть на нее.
— Но потом все-таки посмотрели?
Джуд кивнула, нервно кусая ноготь большого пальца и постукивая ногой.
— И что вы увидели?
— Я увидела девушку, убившую мою дочь, и мать моей внучки, и первую любовь моего сына. И девушку, которая когда-то мне очень нравилась. — Джуд почесала щеку. По коже внезапно побежали мурашки. — Что со мной происходит, доктор Блум? Мне кажется, я схожу с ума.
— Ничего подобного. Мне кажется, вы готовы для собрания «Сочувствующих друзей». Оно как раз состоится сегодня. В два.
— Опять разговоры? — Джуд вздохнула, продолжая отбивать ритм ногой, сжимать и разжимать кулаки. — Я не собираюсь идти на собрание убитых горем родителей и говорить о Мии. Разве этим ее вернешь?
— В какой-то мере.
— Так может сказать только человек, который не терял детей. Нет, спасибо.
— Единственный способ исце…
— Господи, помоги… Если вы скажете «исцелиться», я уйду. Нет никакого исцеления, все это полная ерунда. Я до сих пор не могу слушать музыку — никакую. Я до сих пор плачу почти каждый раз, когда принимаю душ. Иногда я кричу в машине. Я говорю со своей дочерью, а она меня не слышит. Ничего не проходит.
— Раньше вы говорили, что для вас все кругом серое.
— Я говорила, что живу в серой массе. В густом тумане.
— И вам казалось, что шел пепельный дождь той ночью, когда умерла Миа?
— Да, а что?
Харриет посмотрела на нее поверх стекол очков. И приняла решение.