Лизл поежилась, закрыла окно и взглянула на часы. Бог мой, как хочется есть, подумала она. Она взяла сумочку и пошла вниз, пытаясь избавиться от неуютного ощущения, которое не покидало ее со времени приезда. Когда она спустилась, голос Джеймса разрушил ее самопоглощенность.
— Надеюсь, вы нашли в своей комнате все необходимое?
Она сделала над собой усилие и пробормотала благодарность за заботу и роскошную комнату, которую Ловеллы приготовили к ее приезду в Ханахине, всей душой желая, чтобы неожиданная депрессия прошла. Она почувствовала прикосновение руки Джеймса. Джеймс провел ее в столовую.
— Думаю, вам необходимо перекусить. А, вот и Хэрри!
Он сказал это, когда стеклянная дверь, ведущая в столовую, открылась, и в полосе света Лизл увидела крошечную хрупкую фигурку. Джеймс взял Лизл за руку и подвел к крошечной женщине. В наступившей тишине Лизл услышала торжественное тиканье старых дедовских ходиков в дальнем углу и вновь ощутила странное чувство — будто она ступала в прошлое.
— Хэрри, хочу представить вам знаменитую Лизл Эдриан. Она умирает от голода — скоро ли будет обед?
Лизл была совершенно уверена, что ее пристально осмотрели — даже обозрели. И женщина, и этот дом, казалось, застыли во времени, а наметанный взгляд Лизл отметил, что нежная блузка и жилет цвета лаванды поверх твидовой юбки стоят приблизительно втрое дороже, чем её собственный шелковый наряд. Лизл также заметила невероятной величины сапфир, блиставший в перстне на костлявой левой руке дамы.
Пока две дамы стояли, молча меряя друг друга взглядами, Лизл убедилась, что Хэрриет очень выдержанна, а также в том, что когда-то она была очень красива. И все же выглядела она такой хрупкой и нежной, что порыв ветра, казалось, способен унести ее прочь. Ее седые волосы были мягкими, но густыми, и были уложены в высокую прическу, а лицо ее, хотя с истончившимися чертами, было свежим на вид.
Лизл машинально двинулась ей навстречу, протянув руку для приветствия, однако остановилась, заметив холодный блеск враждебности в старых серых глазах. Хэрриет протянула ей мягкую, с хорошим маникюром ручку, однако пожав ее, Лизл не ощутила теплоты. Улыбка Хэрриет Ловелл была любезно-вежливой, но искренности в ней не было. Хэрриет вновь окинула Лизл с головы до ног.
— Как поживает ваша бабушка? — Голос Хэрриет был мягок, сух, и совершенно лишен эмоциональной окраски.
— Бабушка в порядке, шлет вам свой привет.
— Вы очень хорошенькая, моя дорогая: почти так же хороши, как все про вас говорят.
— Спасибо, и благодарю вас за то, что вы позволили мне отдохнуть у вас. Я с нетерпением ждала приезда в Ханахин: бабушка мне много о вас рассказывала.