– И вам, – еле слышно проронила Серафима, до сих пор переживающая смерть любимого деда.
Медбрат Котельников выходил из квартиры последним. Почувствовав спиной тяжелый сумрачный взгляд Алексея Николаевича, он оглянулся:
– Слышь, мужик, ты за мать не беспокойся. Оправится. Уж дюже вредная она у вас старушонка, такие долго живут. Бывает, через день «Скорую» вызывают, а все равно живут. И пока время их не наступит, так и будут родственникам кровь пить. А потом – ра-а-аз, и миллион под подушкой. Шучу, шучу! Нормально все будет.
Чтобы стало «нормально», установили дежурство. Испугавшийся сиротства предатель Лешка нанял сиделку и временно переехал к матери, Серафима же приняла на себя субботу с воскресеньем. Через три дня Вера Павловна оказалась способна вносить коррективы в продуманное расписание, и первое, что она предприняла, было увольнение сиделки.
– Чего сидишь?
Сиделка посмотрела на Верочку с жалостливым выражением лица, но ничего не ответила, диагноз был ясен – старческая деменция.
– Я тебя спрашиваю!
– Алексей Николаевич нанял меня для того, чтобы вам был обеспечен полноценный уход.
– А то я без Алексея Николаевича не разберусь, какой уход мне нужен. Подними-ка меня.
Сиделка усадила Верочку в кровати, подложив той под спину несколько подушек, и вопросительно посмотрела на пациентку.
– Значит, так, – заявила Верочка. – Чужих в доме не терплю. В туалет и без тебя догадаюсь, как сходить. Тебя как звать-то?
– Наташа, – растерялась сиделка.
– Ты вот что, Наташа. Ты иди уже, Наташа.
– Мне Алексей Николаевич заплатил за неделю вперед.
– Щедрый какой, ты смотри! Вот и сиди около него неделю.
– Четыре дня, – уточнила сиделка.
– Хоть всю жизнь!
– А что я Алексею Николаевичу скажу?
– Так и скажи: «Выгнала меня Вера Павловна. И дверь закрыла на ключ».
Кукуруза порылась под матрасом с правой стороны, достала затертый кожаный кошелек и, выудив из него несколько разноцветных бумажек, протянула их девушке:
– Это тебе от меня, Наташа. Иди.
Сиделка смотрела на Верочку во все глаза: такое она видела в первый раз. Обычно пожилые люди, чувствуя свою слабость, наоборот, стремились к ощущению абсолютной власти над ней, нанятой родственниками сиделкой. Запамятовав, как зовут себя самих, они требовали исполнения любого «каприза» за немыслимые, как им казалось, деньги родственников. Почему-то о затраченных на их содержание средствах они помнили лучше, чем о необходимости принять лекарство. Поэтому с наслаждением гоняли ее, Наташу, то туда, то сюда. Чаще обычного такие старички и старушки просили «утку», требовали попить, почесать, погладить, поправить простыню… А эта никакого надзора над собой не терпела и, если вдруг нужно было по-маленькому, гнала прочь сиделку из комнаты, а потом стыдливо отворачивалась, когда Наташа из-под нее вынимала судно.